Как показывает практика, суды при рассмотрении и разрешении гражданских (и иных) дел нередко допускают различные отступления от отмеченных задач, что не способствует полноценному достижению целей гражданского судопроизводства. Такого рода явления в юридической литературе обычно называются термином "судебная ошибка".
Фактически судебная ошибка как отступление от целевых установок гражданского судопроизводства возникает в момент совершения судом действий, которые, в соответствии с процессуальным законом, являются неправильными или несвоевременными.
Юридически судебная ошибка имеет место лишь после установления в процессуальном порядке наличия нарушения судом соответствующей нормы права.
Поскольку деятельность судов является государственно-властной, осуществляемой строго в рамках процессуального регламента с обязательной фиксацией всех ее результатов, каждая неправильность, фактически допущенная судом, может быть квалифицирована в качестве судебной ошибки лишь после установления такой неправильности правомочной судебной инстанцией в предусмотренном законом порядке.
До такого официального признания фактически допущенная судом неправильность может рассматриваться в качестве судебной ошибки лишь предположительно.
Многие авторы не согласны с имеющимся в юридической литературе мнением о том, что причины судебных ошибок носят исключительно субъективный характер (И.М. Зайцев, Г.А. Жилин), а придерживаются позиции, согласно которой причины таковых могут носить как субъективный, так и объективный характер (например, Е.В. Васьковский, А.С. Грицанов, В.П. Верин).
Любая судебная ошибка обусловлена наличием определенных обстоятельств, причем в условиях постоянно меняющегося законодательства исследование такого рода обстоятельств приобретает практический и теоретический смысл.
Единственно верным способом достижения целей правосудия является точное соблюдение норм материального и процессуального законодательства. Соответственно всякое несовершенство законодательства потворствует, прямым или косвенным путем, допущению судебных ошибок. Следовательно, существует объективная необходимость в совершенствовании арбитражного процессуального законодательства.
Совершенствование норм процессуального права, касающееся способов устранения судебных ошибок, а значит, контроля и надзора в судебной системе, получает свое развитие в нормативно-правовых актах. Достаточно сказать, что в самостоятельное звено выделены апелляционные арбитражные суды, а также с 01 января 2013 года определен порядок апелляционного обжалования судебных актов мировых судей и районных.
Имеют место ситуации, когда отступление от целевых установок гражданского судопроизводства произошло по вине судьи. Это возможно, чаще всего, вследствие небрежности, самонадеянности судьи.
Также бывают случаи в практике, как арбитражного судопроизводства, так и в практике судов общей юрисдикции (будь то дела уголовной или гражданской коллегии судей), результат не зависит от личности судьи и его действий.
Судебная ошибка в форме несвоевременности рассмотрения и разрешения дела (или отдельного процессуального вопроса) может быть допущена в обоих случаях подсудности.
Эти ошибки известны общественности ввиду их политической подоплеки и широкой огласке.
Вы понимаете, что они - всего лишь мизерная часть надводного айсберга, а те, о которых мы не ведаем - для нас как бы не существуют. Но вообразите себе, какое огромное количество мелкой рыбешки тонет в мутных водах безвестных судебных процессов и попадает в лязгающие жернова судебного механизма. Здравый смысл подсказывает нам, что подводная часть айсберга - это те ошибки правосудия, о которых мы никогда не узнаем.
В средствах массовой информации очень часто освещаются Судьбоносные ошибки судей и некоторых из них обсуждают ни один месяц или год.
Например, Российская газета от 19 октября 2010 года писала о судебных ошибках, да не одной, которые были выявлены в ходе судебного разбирательства в Свердловской области на разных его стадиях по одному из уголовных дел.
Статья называлась "Судьбоносные ошибки судей. Верховный суд подсчитал: половина отмененных приговоров - это брак в работе судей". Автором статьи выступил Смирнов Владимир Вице-президент Федерального союза адвокатов России. Российская газета. 19 октября 2010 года.
Как указано, было в статье среди всех приговоров, которые отменены, каждый второй не устоял только потому, что судьи неправильно применяли закон.
Такая пугающая цифра появилась в обзоре кассационной практики, которую провел Верховный суд. Причем главным судом страны подмечена нехорошая тенденция - последние три года число ошибок, связанных с неправильным применением уголовного права, неуклонно растет.
Как подчеркивает высшая судебная инстанция, эти ошибки нельзя оправдать тем, что судьи не успевают следить за новыми поправками в законы. Ведь уголовное законодательство кардинальным образом за последние годы не менялось. Вывод Верховного суда - это обидный, но в высшей степени справедливый упрек.
Имеет ли судья право на ошибку? Вопрос риторический. Нет, скажет тот, кому вынесли неправосудный приговор. Да, скажет сторонний наблюдатель: судья - тоже человек. А задача государства - выстроить такую систему, которая бы исправляла неверное решение человека в мантии.
Ради этого президент внес в Госдуму проект поправок в Уголовно-процессуальный кодекс, который на сегодняшний день уже принят с поправками. И также как другие любые законы, кодексы, которыми руководствуются судьи в своей работе, постоянно изменяются.
Для отечественного правосудия предусмотрен принципиально новый институт проверки не вступивших в законную силу судебных решений. В наших судах появилась новая инстанция - апелляционная. Дела в ней пересматриваются не просто по бумажкам, а во всей полноте - с вызовом фигурантов, свидетелей и экспертов. Новый закон вступил в силу 1 января 2013 года.
В Комитете Госдумы по гражданскому, уголовному, арбитражному и процессуальному законодательству считают, что этими поправками для всех судов общей юрисдикции был установлен единый апелляционный порядок обжалования не вступивших в законную силу судебных решений.
Таким образом, районный суд теперь выступает в качестве апелляционной инстанции в отношении судебных решений мирового судьи, судебная коллегия по уголовным делам суда общей юрисдикции субъекта РФ - в отношении районного суда, судебная коллегия окружного военного суда - в отношении гарнизонного военного суда, судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда РФ - в отношении суда общей юрисдикции субъекта РФ, военная коллегия Верховного суда РФ - в отношении окружного военного суда.
Эти президентские поправки были важны, об этом знает каждый практикующий юрист.
В обзорах кассационной практики Верховный суд упрекает судей в том, что они не следуют разъяснениям и рекомендациям, которые содержатся в его документах, и по этой причине из года в год при рассмотрении дел допускают одни и те же ошибки. Почему так происходит? Думается, что причина кроется в самой системе судопроизводства.
Проблема в том, что и первая, и все последующие инстанции в судах общей юрисдикции имеют общую подчиненность, отвечают, что называется, за общий результат. И судья, рассматривая апелляционную, кассационную или надзорную жалобу, сто раз подумает, стоит ли отменять решение, принятое его коллегами. Ведь минус получает все судейское сообщество в целом.
В настоящее время ошибки, допущенные при вынесении решения в районном суде, рассматривает апелляционная инстанция областных судов, и как показывает практика, очень часто отменяются те решения, которые как казалось, выносятся объективно и процессуально грамотно.
Как указывалось выше судебные ошибки всегда связаны с нарушением юридических норм; судебные ошибки допускаются только судом или судьями и все ошибки, с помощью правовых средств могут быть устранены.
В одних странах судебных ошибок больше, в других - меньше. Это зависит от многих факторов. Давайте рассмотрим некоторые из них на примере нашей страны.
Качество следствия. Ошибки на этапе следствия хоть и не судебные, а досудебные, но для подсудимого все равно. Вообще-то наших следователей можно понять отчасти. Уголовные дела, как правило, однотипны и порой довольно обширны. Многотомные дела обычно не так увлекательны, как детективы и для следователя гораздо заманчивей выпить пива, чем вникать в их суть. Для того чтобы вести дела более-менее качественно, их количество на одного следователя не должно бы превышать пяти-шести в месяц. На практике же следователь (иногда третьекурсник юридического вуза) может вести двадцать шесть дел. Имейте в виду, что дела крайне нежелательно затягивать и лучше побыстрей закрывать, иначе возникнет затор, как в полдень на Тверской и можно будет схлопотать по шапке от начальства. Следователь, конечно же, может их бегло пролистать, как студент накануне экзамена, но не изучить. И он в этом не виноват. О каком качестве следствия может идти речь?
Что же касается вопросов качества судейства. Судей тоже можно понять. На среднестатистического судью взваливается столько дел, сколько рассмотреть качественно физически невозможно. В среднем один районный судья за год рассматривает примерно 150 уголовных, 350 гражданских и где-то столько же административных дел, разношерстных и разнокалиберных. Это около трех процессов ежедневно, а то и больше, во многих из которых ничего не ясно и необходима доработка доказательственной базы. Наверное, для некоторых судей все подсудимые - на одно лицо. А категория граждан однозначно не самая приятная, в таких делах. О каком качестве судейства может идти речь?
Но преступления надо раскрывать, а дела, опять же - закрывать, поэтому выкупленные дела, как правило, "вешают" на нерасторопных арестантов или на незадачливых прохожих, которые вмешались в уличную драку с целью восстановить справедливость и были оклеветаны хулиганами. Также у нас, почему-то, не принято отпускать обвиняемых под денежный залог до суда, хотя это могло бы решить кое-какие серьезные проблемы. Наверно, такие благие начинания будут непременно применяться нашей коррумпированной системой.
И еще у нас не принято возмещать моральный ущерб за ошибочный диагноз, который дает судебная система. В любой области человеческой деятельности возможны ошибки. К сожалению, не составляют исключения в этом отношении и суды. Опасность ошибок в судебной работе обусловлена как сложностями выяснения действительных взаимоотношений участвующих в деле лиц, так и сложностью правоприменения. Ежегодно публикуемая судебная статистика свидетельствует о том, что в кассационной инстанции отменяется и изменяется более 2%, а в надзорном порядке почти 3% от числа вынесенных решений.
Таким образом, примерно пять с лишним процентов судебных постановлений - это многие десятки тысяч гражданских дел, разрешенных неправильно. А каждое ошибочное решение означает, в конечном счете, что правосудие не осуществилось правомерно, либо вообще не осуществилось, что нарушенные или оспариваемые субъективные права и законные интересы граждан и организаций не защищены. Более того, в ряде случаев сам суд нарушает права заинтересованных лиц своим ошибочным решением. Естественно, что ошибки отрицательно влияют на авторитет не только конкретных судей, но и судебной власти в целом.
Число судебных ошибок в России имеет устойчивую тенденцию на протяжении многих лет. И при этом следует учитывать, что судебная статистика отражает не все реальные ошибки, а лишь выявленные в решениях районных и городских судов, которые устраняются вышестоящими судебными инстанциями.
Ошибки бывают и в других судебных постановлениях (определения судов первой и кассационной инстанций, судебных приказах и постановлениях надзорных органов). Далеко не все ошибки устраняются кассационной и надзорной инстанциями.
Категория судебной ошибки широка и охватывает как те нарушения, которые препятствуют быстрому (своевременному) разрешению дела, так и те, которые мешают правильному их рассмотрению. Последние подразделяются на случаи незаконности и необоснованности.
Незаконность, в свою очередь, бывает результатом неправильного применения или неприменения норм материального либо процессуального права.
Процессуальные ошибки бывают существенными или несущественными (формальными).
Помимо этого судебные ошибки подразделяются на выявленные, установленные и латентные (скрытые). Латентные ошибки, естественно, не влекут ни отмену, ни изменение актов правосудия, но они существуют и отрицательно воздействуют на итоги и авторитет правосудия.
Итак, судебные ошибки многочисленны и разнообразны, но все они, в конечном счете, связаны с личностью судей.
Ошибки возникают либо из-за недостаточного профессионализма судей и судебных работников, либо из-за недобросовестного, халатного и даже преступного их отношения к делу. Условия совершения ошибок более многочисленны: сложность рассматриваемого дела, состояние нормативного материала, чрезмерная загруженность судей, неблагоприятные условия профессиональной деятельности и вообще их жизнедеятельности.
Как убеждает практика, с ошибками можно успешно бороться, точнее, предупреждать их, повышая квалификацию судебных работников, воспитывая у них чувство ответственности за порученное дело, совершенствуя законодательство, и т.п. Кроме того, существуют специальные процессуальные средства, направленные на устранение выявленных ошибок: это, в первую очередь, две судебные инстанции - кассационная и надзорная.
Но усилий двух указанных инстанций явно недостаточно, и для того чтобы контроль за актами правосудия был всеохватывающим, своевременным и действенным, к нему должен быть подключен суд первой инстанции. Участие районных и городских судов в устранении судебных ошибок придает данному процессу оперативность.
Н. А. Колоколов
Ошибаться - значит действовать неправильно. Причем не умышленно. "Опыт свидетельствует, что разбор дела в одной инстанции, несмотря на все заботы о надлежащем построении его, оставляет возможность ошибки в приговоре". Иными словами, суд, как и любой иной орган государственной власти, от принятия ошибочного решения не застрахован. Сказанное означает, что участники процесса, а равно общество в целом вправе подозревать, что вынесенное судом решение ошибочно, поскольку оно может базироваться на неправильных действиях суда. В этой связи современное законодательства всех государств, как правило, предусматривает наличие паузы между оглашением итогового судебного решения и приданием ему законной силы. В период такой паузы участники процесса, общество (представляемое, например, прокурором) обязаны: проанализировать результаты судебной деятельности; в случае несогласия с ними обжаловать судебное решение, иным законным путем выразить свое с ним несогласие.
"Обжалование должно содержать в себе указание определенного требования или домогательства", или, говоря современным языком, жалоба должна содержать указание на конкретную судебную ошибку (равно ряд таковых). Иными словами, жалоба на судебное решение, как и любой иной процессуальный документ, должна быть мотивированной. Экономии процессуальных ресурсов, скорейшему достижению целей судопроизводства способствует единообразное понимание всеми его участниками, а равно обществом сути такого явления, как судебная ошибка, наличие механизма эффективного исправления судебных ошибок. Качество работы такого механизма в значительной мере предопределено его социально-политической востребованностью, наличием необходимых для его существования и работы ресурсов.
Отсутствие четкого определения понятия "судебная ошибка", злоупотребление сторонами правом на обжалование, с одной стороны, несовершенство механизма исправления судебных ошибок - с другой, ведет к коллапсу судебной деятельности по исправлению судебных ошибок, подмене данного направления судебной работы неоправданным вмешательством вышестоящих судебных структур в решения судов первой инстанции.
Судебные ошибки как социально-правовое явление, деятельность судебных инстанций по их исправлению перманентно находится в призме научного познания. С сожалением приходится констатировать, что уровня знаний, достаточного для уверенной работы судов по выявлению и устранению судебных ошибок, в России пока не нет. Сложившаяся ситуация обусловлена многими причинами. Рассмотрим некоторые из них.
Судебная ошибка подавляющим большинством теоретиков и практиков понимается слишком узко, обычно не более чем ошибка конкретного судебного составе в сборе и оценке доказательства, в применении норм материального и процессуального права.
Такой подход к проблеме вырывает суд из социально-правовой действительности, несмотря на то, что ошибочная работа судов, как составной части государственного аппарата, заранее предопределена ошибками в выборе государственной политики в целом. В данном случае вполне допустимо говорить о массовом обмане народа на государственном уровне. Например, как иначе следует расценивать массовое вынесение судами заведомо неисполнимых решений по взысканию "среднепотолочных" сумм в пользу так называемых "обманутых вкладчиков" (по существу, жертв мошеннических афер, осуществленных с молчаливого согласия правоохранительных структур) в первой половине 90-х годов прошлого века.
Или возьмем проблему чрезмерной формализации следственной, прокурорской и судебной деятельности. В 1996 г. российские правоприменители получили самый суровый за всю новейшую историю Уголовный кодекс. Уже первые годы его действия показали, что в места лишения свободы направляется людей гораздо больше, чем они в состоянии "переварить". Бездумная криминализация середины 1990-х гг., острие которой, как показала практика, было направлено преимущественно против "мелких воришек", обернулась регулярными массовыми амнистиями, а также "тайной амнистией" 2002 г., когда путем введения промежуточного закона в виде изменений в ст. 7.27 КоАП из мест лишения свободы в спешном порядке освободили всех, кто отбывал наказание за хищение трех долларов США!
А что же правоприменители: следователи, прокуроры да судьи? Увы, не смогли уяснить своей истинной высокой роли. В своих актах они продублировали ошибки законодателя, наивно предполагая, что их предназначение заключается только в следовании "букве закона". Результат формального применения норм права общеизвестен: вся страна смеялась, когда "по закону" был заключен в камеру подросток, похитивший пятерых хомячков. Данный пример следовало бы рассматривать не более чем курьез, если бы он не был растиражирован. Арест, осуждение и затем амнистирование - не что иное, как брак в работе правоохранительной системы в целом, судов - в частности, ибо в результате подобной деятельности бессмысленно рвутся социальные связи, на восстановление которых уходят многие годы.
Государственный обвинитель, выходя к "барьеру", судья подписывающий приговор, каждый раз обязаны подумать, как их действия оценят потомки, спустя период времени, равный, как минимум, сроку назначенного наказания. В 2003-2006 гг. в России на миллион разрешенных судами уголовных дел приходилось примерно столько же материалов по приведению ранее постановленных приговоров в соответствие с действующим законодательством. В основном, конечно, данная деятельность носит формальный характер, однако встречаются и ситуации, о которых можно сказать: суд, постановляя приговор, забыл, что он должен быть не только законным, обоснованным, но и справедливым. Общеизвестно, что для общества в целом последний параметр на много порядков важнее, чем два предыдущих.
С другой стороны, основная масса выявляемых вышестоящими судами ошибок имеет явно надуманный характер, поскольку обнаруженные "неправильности" формальны, а их игнорирование нисколько не влияет на конечный результат по делу.
Например: в течение длительного периода времени в качестве существенной расценивалась ошибка, если следственные действия проводились следователем без принятия уголовного дела к своему производству. В таком случае состоявшиеся судебные постановления по делу отменялись, а уголовное дело возвращалось прокурору для проведения дополнительного расследования.
В настоящее время такого механизма устранения судебных ошибок, как дополнительное расследование, законодателем не предусмотрено. Означает ли сказанное, что суд оказывается заложником допущенной следователем ошибки, правосудие не свершится, поскольку следователь забыл вовремя подшить формальный акт, а прокурор, а затем и суд первой инстанции это проглядели?
Практика Конституционного Суда РФ свидетельствует, что нет. Из Определения Конституционного Суда РФ от 02.02.2006 № 57-0 "Об отказе в принятии к рассмотрению запроса Всеволожского городского суда Ленинградской области о проверке конституционности ч. 2 и 5 ст. 237 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации" следует, что суды, в том числе и по собственной инициативе, вправе "возвращать дело прокурору в случаях, когда в досудебном производстве допущены существенные неустранимые в судебном производстве нарушения уголовно-процессуального закона, которые влекут лишение или стеснение гарантируемых законом прав участников уголовного судопроизводства, являются препятствием для рассмотрения уголовного дела, исключая возможность реализации судом возложенной на него Конституцией функции осуществления правосудия". Такой подход к решению проблемы гарантирует "право потерпевшего на доступ к правосудию и компенсацию причиненного ущерба".
Как видим, чтобы не оказаться в заложниках надуманных формальностей, общество обратилось к априорным знаниям и с легкостью "реанимировало" институт дополнительного расследования. Такой подход к решению проблемы настолько понравился правоприменителю, что ежегодно этим способом исправляется до 50 тыс. ошибок, допущенных органами предварительного расследования и прокурорами.
На первый взгляд, выход из проблемы найден. Возникают вопросы: единственный ли, лучший ли? Безусловно, не единственный и не лучший! В подавляющем большинстве государств, в том числе и в странах СНГ и Балтии, которым в качестве базовых моделей уголовно-процессуального законов достались советские уголовно-процессуальные кодексы, они уже существуют.
Например, в ст. 326 Уголовно-процессуального кодекса Республики Молдова прокурор, участвующий в рассмотрении уголовного дела по первой инстанции, вправе изменить своим постановлением предъявленное в ходе предварительного расследования обвинение на более тяжкое, если исследованные в судебном заседании доказательства неопровержимо свидетельствуют о том, что подсудимый совершил более тяжкое преступление, чем то, которое вменялось ему в вину ранее, и довести до сведения подсудимого, его защитника и, в зависимости от обстоятельств, его законного представителя новое обвинение.
Еще лучше, когда окончательное обвинение формулируется стороной обвинения уже по итогам судебного разбирательства. В принципе, в российском уголовном процессе все именно так и происходит, ибо суд, постановляя обвинительный приговор, разрешает дело не в объеме обвинения, предъявленного следователем, а в объеме обвинения, поддержанного государственным обвинителем в судебных прениях.
Справедливо возникает вопрос, зачем же в таком случае последний на протяжении всего судебного следствия "стреножен" вынесенным несколько месяцев тому назад документом органов предварительного расследования?
Столкнувшись с перечисленными проблемами, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда оказалась дальновиднее. Выявив факт отсутствия в деле постановления о принятии дела следователем к своему производству, она не сочла нужным относить данную ошибку к перечню существенных, поскольку "это не привело к лишению или какому-либо ущемлению прав участников процесса, не повлияло и не могло повлиять на полноту и объективность расследования, а также на постановление законного, обоснованного и справедливого приговора (определение Следственного комитета Верховного Суда РФ по делу Мамаева от 16.11.2006 № 20-006-50).
Как видим, возникновение многих судебных ошибок предопределено отсутствием четкой правоохранительной политики, несовершенством текущего законодательства, а также низким профессионализмом исполнителей.
Природа ошибок предполагает выбор алгоритма их исправления. Например, необоснованное осуждение или необоснованное оправдание предполагает наделение контрольной инстанции правом и возможностям пересмотра дела с постановлением нового приговора.
Система - совокупность взаимозависимых элементов, образующих определенную целостность. Уголовно-процессуальный кодекс - единая система процессуальных институтов, норм и правил. Основными показателями качества уголовного судопроизводства сегодня являются: его соответствие мировым стандартам, правосознанию общества. Непосредственно общество, а равно свойственные ему социально-политические и государственные институты - среда, в которой предстоит действовать Уголовно-процессуальному кодексу. Удалось ли законодателю в 2001 г. решить поставленную перед ним задачу: создать действительно новый, гармоничный в юридико-техническом отношении УПК? Соответствуют ли содержащиеся в нем нормы и правила правосознанию российского общества, в первую очередь, запросам правоприменителя?
УПК оценивают по-разному. Четвертьвековой опыт служения уголовному судопроизводству позволяет автору сделать вывод: принципиальных изменений в отечественном уголовном процессе пока не произошло! Как и в период сталинизма, насилие - "повивальная бабка" уголовно-процессуального доказывания, а судебное разбирательство - фарс, ибо "сказанное следователю, дороже произнесенного в суде". В России по-прежнему нет сторон, так как за результаты рассмотрения уголовного дела перед обществом отвечает только суд. Нет у нас и самого главного - самостоятельного суда первой инстанции, поскольку им, как и раньше, руководит вышестоящий суд, который согласно сохранившейся с прежних времен концепции, не исследуя доказательств, вправе навязать первой инстанции свой подход к оценке доказательств.
А где же совокупность процессуальных гарантий, которой так хвастались авторы УПК? Они, как и прежде при "социализме", ширма, за которую уже научился прятаться российский правоприменитель образца XXI в.
Почему это произошло? Причин множество. В рамках системного анализа вес они легко узнаваемы. Вот наиболее существенные из них. Чтобы УПК работал, он должен соответствовать социально-политическим условиям, которые в значительной степени предвосхищают взаимоотношение общества (в лице государства) с преступником. Истории известны два варианта таких отношений. Первый: преступник - враг! Любое взаимодействие с ним (в том числе, и выгодное для потерпевшего) недопустимо. У преступника есть только одно право - каяться. А уж казнить его или миловать - право общества, государства, суда. Второй вариант: преступник - сторона в правоотношении, с которой желательны любые взаимовыгодные связи.
Лучшие мировые стандарты уголовного судопроизводства свойственны демократическим обществам. Они давно согласились на сотрудничество с преступником, пошли по пути формирования неформального состязательного уголовного процесса, в результате чего смогли минимизировать конфронтацию в уголовном судопроизводстве между сторонами и, как следствие этого, резко удешевить его. В данном случае объем ограничения прав и свобод личности, привлекаемой к уголовной ответственности, в значительной степени предопределен, прежде всего, поведением стороны защиты.
Там, где "чистосердечное признание - прямая дорога в тюрьму", стороне обвинения, как и раньше, приходиться тратить народные деньги на доказывание очевидного. Наше общество (а вместе с ним и ученый мир, и законодатель), провозгласив состязательность в качестве основополагающего принципа уголовного процесса, лукаво не сочло нужным наполнить его необходимым содержанием, а именно: по-настоящему заинтересовать сторону защиты в сотрудничестве со стороной обвинения.
Препятствует сотрудничеству сторон, а следовательно, и гармонизации процесса обязанность следователя: вменить лицу в вину тот объем преступных действий, который будет не менее установленного спустя продолжительный период времени в суде! Результат наличия в УПК данной базовой конструкции плачевен! Следователи вынуждены либо завышать объем обвинения, либо уходить от его конкретизации. И после этого сторона обвинения рассчитывает, что обвиняемый (подсудимый) облегчит ей работу, пойдет с ней на сотрудничество, признает вину полностью? Рожденный "на пустом месте" спор загромождает все дальнейшее разбирательство.
А достижима ли истинная состязательность в уголовном процессе, в котором возбуждение уголовного дела и предварительное расследование выведены из компетенции суда? Особенно если учесть, что право назвать информацию доказательством отдано офицерам в погонах, ведомых в бой с преступностью генералами! Там, где война, там - свои законы. Как свидетельствует обширная судебная практика, фальсификация доказательств по уголовным делам в значительной степени обусловлена пребыванием следователя в подчинении у структур, должностью отвечающих за раскрытие конкретного преступления. "Клеймо качества" на доказательственную информацию вправе ставить только суд, ибо только эта инстанция по-настоящему защищена от произвола отдельной личности.
А каким образом содержащийся под стражей человек, не имеющий к тому же доступа к добросовестному адвокату, в течение многих месяцев (а то и лет) может состязаться со следователем, за которым сосредоточена вся мощь государства?
А чего стоит отказ авторов УПК от института апелляции по делам о тяжких и особо тяжких преступлениях? Суды кассационной инстанции, не выслушав ни осужденного, ни потерпевшего, ни свидетелей, сохранили за собой право переоценки всей совокупности доказательств, направления дела на новое судебное разбирательство. В таких условиях суду первой инстанции, чтобы в очередной раз не оскандалиться с отменой приговора, волей-неволей приходится следить за тем, чтобы его свобода в оценке доказательств не вышла за рамки усмотрения вышестоящей инстанции.
Противоречит здравому смыслу и отказ авторов УПК от действенных механизмов исправления ошибок. В результате этого ежегодно имеем до 50-60 тыс. производств по исправлению ошибок, допущенных органами предварительного расследования, вообще за пределами уголовно-процессуальных регламентации, 20 тыс. раз в год дела из кассации возвращаются в суды первой инстанции для исправления тех ошибок, с которыми легко справилась бы апелляция.
Таким образом, провозглашенные авторами УПК в качестве основополагающих принципы состязательности сторон (ст. 15) и свободы оценки доказательств судом первой инстанции (ст. 17) нс более чем блеф! Допущенные участниками уголовного процесса ошибки исправлены быть не могут, следовательно, предложенная авторами УПК система производства не способна к самосовершенствованию.
УПК - неудачный компромисс между желанием достичь в уголовном судопроизводстве мировых стандартов и нежеланием общества, а вместе с ним авторов УПК кардинально решить проблемы уголовного процесса: обеспечить необходимые условия для формирования истинной состязательности сторон, гарантировать независимость суда первой инстанции, предусмотреть действенные механизмы исправления следственных и судебных ошибок.
Предполагалось, что УПК как системный правовой акт с его высокими требованиями окажет положительное влияние на среду, в первую очередь на правоприменителя. Этого не произошло. Более того, отказ авторов УПК от регламентации целого ряда проблемных вопросов разрушил у правоприменителей уважение к "букве" закона, в результате чего ей на смену пришел произвол.
Нетрудно заметить, что УПК по юридико-техническому качеству существенно уступает Уставу уголовного судопроизводства 1864 г. - системе куда более гармоничной и более адекватной как требованиям времени, так и правосознанию граждан Российской Империи.
Никита Колоколов, доктор юридических наук, профессор кафедры судебной власти и организации правосудия НИУ ВШЭ, г. Москва.
К числу наиболее значимых событий 2013 года следует отнести введение на законных основаниях апелляции, многократно поруганной советской юридической наукой и возрожденной современными реформаторами. И хотя практика наглядно показывает эффективность апелляционного механизма, он пока не оправдывает ожиданий юридического сообщества.
Стороны к апелляции не готовы
Несмотря на то что опыт применения главы 45.1 "Производство в суде апелляционной инстанции" УПК РФ пока невелик, определенные выводы сделать уже можно.
Прав судья ВС РФ А. Червоткин, мудро заметивший, что "российская апелляция "отпочковывается" от кассации". Накануне введения в действие института апелляции многие участники процесса, в первую очередь адвокаты-защитники, грозились завалить апелляционные суды исследованием новых важных доказательств, но анализ их апелляционных жалоб, впрочем как и апелляционных представлений, позволяет сделать практически однозначный вывод, что основная нагрузка по сбору и закреплению доказательств по-прежнему лежит на следователе. Представленная им информация легко выдерживает как атаки защиты, так и строгость судебного контроля.
Что касается адвокатов-защитников, то объем новой информации, которую они представляют суду апелляционной инстанции, стремится к нулю. Максимум, на что они способны, - ходатайствовать о переоценке уже собранных и закрепленных следователем и судом доказательств. Совершенно очевидно, что полный повторный пересмотр уголовного дела для этого совершенно не нужен. Ранее с данной функцией всегда вполне успешно справлялась российская кассационная инстанция, всегда включавшая в себя элементы апелляции.
Так, в одном деле начальник оперативного отдела ФГУ "Исправительная колония N 17" УФСИН по Вологодской области России был за совершение целого ряда преступлений.
В апелляционной жалобе он просил отменить обвинительный приговор, рассмотреть заново его дело в полном объеме, постановить оправдательный приговор. Помимо этого, указал на несправедливость приговора (Апелляционное Судебной коллегии по уголовным делам ВС РФ от 12.04.2013 N 2-АПУ13-2).
Формально предмет апелляционного исследования - законность, обоснованность и справедливость обвинительного приговора. , подавший апелляционную жалобу, вправе заявить ходатайство об исследовании как старых доказательств (тех, которые уже были исследованы судом первой инстанции), так и новых.
В анализируемом примере особенным является то, что - бывший оперативный работник ФСИН, профессионал, прекрасно знающий, что такое доказательства, подтверждающие его вину, какова цена и значимость каждого из них. Из материалов уголовного дела следует, что он своевременно - на этапах возбуждения уголовного дела, предварительного расследования, разбирательства в суде первой инстанции - принял максимум мер к возможному парированию тех доказательств, которые изобличали его как преступника. полностью отрицал вину и игнорировал очевидные факты.
Отсутствие в жалобах стороны защиты ходатайств о непосредственном исследовании каких-либо доказательств - яркое свидетельство того, что органы предварительного расследования, первой инстанции отработали все доказательства полностью. Как видим, данный факт признан и стороной защиты, даже не помышляющей о необходимости повторного исследования каких-либо старых доказательств. При этом в ее распоряжении новых доказательств нет.
Очевидно, что понятийно-категориальный аппарат апелляции нуждается в серьезном совершенствовании. В первую очередь это касается таких ключевых категорий, как УПК РФ, апелляция, инициатор апелляции, содержание апелляционных жалоб, предмет обжалования, избрание судом метода материалов уголовного дела, режим участия осужденного в процессе, проверка судом материалов уголовного дела, способ изложения результатов проверки в апелляционном определении.
Ввиду инфантильности стороны защиты процесс по приведенному выше делу в суде апелляционной инстанции фактически был сведен к анализу письменных материалов уголовного дела. Выбор именно такого режима проверки предопределен позицией стороны защиты, которая не отрицала, что в суде первой инстанции по делу были исследованы все доказательства в полном объеме. Спор между сторонами - лишь в их оценке.
В таких условиях определенный интерес представляют суждения тех авторов, которые утверждают, что рассмотрение жалоб, аналогичных поданным стороной защиты, в классическом апелляционном процессе нецелесообразно, идеальным вариантом проверки состоявшихся по делу решений будет не устное, а письменное производство. Это прямо предусмотрено, например, в УПК Украины.
Анализируемый процесс показал, что классическая состязательная апелляция в России по-настоящему пока еще не заработала. Причина кроется в непонимании участниками ее сущности - возможности непосредственного исследования в судебном заседании старых доказательств, представлении суду второй инстанции новых доказательств.
Компания "Легис групп" 1 марта 2013 года организовала круглый стол "Обсуждение возможностей защиты при обжаловании приговора в связи с изменениями в УПК РФ, вступившими в действие с 1 января 2013 года". Цель данного мероприятия - определить перспективы адвокатской деятельности в условиях апелляции.
Участники круглого стола - в основном адвокаты, специализирующиеся в сфере уголовного судопроизводства. Беседа с ними показала, что об институте апелляции они имеют весьма туманное . Многие из них воспринимают апелляцию как обязательное повторное "полноразмерное" судебное разбирательство, проведение которого ими ничем не мотивируется.
При этом лишь 60% адвокатов заявили, что апелляция будет эффективным средством выявления и устранения нарушений законности. Оставшиеся 40% сказали, что никакого особого потенциала апелляция не имеет.
Впрочем, пять из шести опрошенных заявили, что апелляция все же предоставляет защитнику гораздо больше возможностей, чем кассация.
Адвокаты высказывают опасение, что судьи апелляционной инстанции будут покрывать ошибки судов первой инстанции. В апелляции дела по существу рассматривать не будут. Защитникам всячески будут препятствовать в предоставлении новых доказательств, в суть доводов апелляционных жалоб суды вникать не будут. Апелляция сведется к кассации.
О чем еще говорили адвокаты? Вот некоторые из их высказываний:
- "Состязательность? Кто вам об этом сказал?"
- "Судей еще только предстоит научить апелляционному производству" (в адвокатском сообществе встречается мнение, что учеба адвокату не нужна. - Прим. автора).
- "Нас пугает возможность поворота к худшему."
- "Наши участники процесса не умеют уступать друг другу."
- "Зачем нужна апелляция?"
- "Можно ли припасти доказательства на черный день?"
- "Судьи - "табуретки", "шапки", которые не знают дела, в процессе отмалчиваются."
- "Мы ждем от судов полной ревизии."
Как видим, адвокаты ничего не смогли рассказать ни о тактике, ни о стратегии своего поведения в судах апелляционной инстанции, более того, они зачастую путают свою точку зрения с доказанностью.
Эффективная апелляция
Появились апелляционные приговоры, которые наглядно демонстрируют качественно новый уровень экономии процессуального времени, совершенно недоступный "старой" кассации.
Органы предварительного расследования квалифицировали действия Ш. по п. "б" ч. 4 ст. 132 УК РФ. первой инстанции пришел к выводу, что содеянное виновным охватывает ч. 3 ст. 135 УК РФ. За совершение данного преступления Ш. назначено наказание - 6 лет лишения свободы.
Второй инстанции приговор отменил и новый, апелляционный приговор, которому по п. "б" ч. 4 ст. 132 УК РФ Ш. назначено 12 лет лишения свободы (Апелляционный приговор Судебной коллегии по уголовным делам ВС РФ от 17.07.2013 N 72-АПУ13-10).
Для российского уголовного процесса решение, безусловно, революционное, хотя не исключено, что со временем криминологи усомнятся в целесообразности подобных жестких решений.
Впрочем, затронутые вопросы находятся преимущественно за рамками уголовного процесса, мы же констатируем наглядный факт эффективной работы апелляционного механизма. В частности, до 1 января 2013 года уголовное дело Ш. еще долгое время "гуляло" бы инстанциям...
Существуют и иные наглядные примеры эффективности апелляционного механизма обжалования, проверки и пересмотра судебных решений в уголовном процессе.
Первой инстанции осудил Б. по ч. 4 ст. 111 УК РФ к 8 годам лишения свободы, в счет возмещения морального вреда с него взыскан 1 млн. руб.
В апелляционном представлении государственный обвинитель просил отменить данное решение ввиду несоответствия выводов суда фактическим обстоятельствам дела, ибо Б., жестоко избивая потерпевшего, высказывал намерение его убить, и назначить виновному 17 лет лишения свободы.
Судебная коллегия ВС РФ приговор отменила, признала Б. виновным по п. "д" ч. 2 ст. 105 УК РФ и назначила ему наказание - 15 лет лишения свободы с ограничением свободы на срок 2 года.
С осужденного в счет возмещения морального вреда взыскано 1,5 млн. руб. (Апелляционный приговор Судебной коллегии по уголовным делам ВС РФ от 01.07.2013 N 33-АПУ13-4).
Апелляция есть - доктрины нет!
В Нижегородском областном суде 24 октября 2013 года состоялась всероссийская межведомственная научно-практическая конференция "Апелляция: реалии, тенденции и перспективы", которая была приурочена к 75-летию Нижегородского областного суда.
В работе конференции приняли участие ведущие процессуалисты России, в их числе Л. Воскобитова, Л. Головко, Л. Инжина, В. Лазарева, возглавляющие профильные кафедры ведущих юридических вузов, а также ряд иных известных теоретиков и практиков.
Запомнилось высказывание Л. Воскобитовой о том, что к учреждению апелляции готовились долго, однако она явилась юридическому миру неожиданно, как первый снег зимой. Сказано исключительно точно, ибо апелляция есть, а ее приемлемой доктрины нет. По нашему мнению, российская юридическая наука обладает пока лишь некой механической суммой отдельных знаний об апелляции, которым до истинного учения еще далеко. К этому следует добавить, что подавляющее большинство организаторов апелляции получили юридическое образование при советской власти, максимум в постсоветский период, в течение которого апелляция по-прежнему была не в чести. Опрос практиков показывает, что многие из них против апелляции.
Рассуждая об апелляции, нельзя забывать, что речь идет лишь об одном элементе сложнейшей системы контроля в судопроизводстве. Именно системность последнего требует, чтобы апелляция как разновидность обжалования, проверки и пересмотра судебных решений была гармонично вписана в процесс.
Если говорить просто о сложном, то апелляционную инстанцию легко можно "перегрузить", если упадет качество работы суда в первой инстанции. Производство в апелляции неизбежно затормозится, если не будет налажен надлежащим образом фильтеринг (термин предложен В. Зорькиным) жалоб и представлений. В текущий момент времени приходится констатировать, что настоящих апелляционных жалоб практически нет. И это неудивительно, ведь в российском процессе, особенно в уголовном, стороны обозначены лишь номинально.
Судьи низовых судов утратили страх, ибо практически полностью исчезла опасность возвращения уголовного дела на новое судебное разбирательство, у них появилась и крепнет надежда, что за них все сделает вторая инстанция. Но ее мощности на это не рассчитаны.
Более того, многие неверно трактуют принцип свободы обжалования: в большинстве своем необходимости подавать дело в второй инстанции нет.
__________________
Как уже отмечалось ранее, задачами судопроизводства по гражданским делам, отнесенным к подведомственности судов общей и арбитражной юрисдикции, являются правильное и своевременное рассмотрение и разрешение дел в целях защиты прав, свобод и законных интересов субъектов спорных отношений, ставших предметом судебного разбирательства. Выполнение судом названных задач должно способствовать также укреплению законности и правопорядка, предупреждению правонарушений, формированию уважительного отношения к закону и суду.
Рассмотреть и разрешить дело правильно - значит выполнить при осуществлении судопроизводства по нему требования норм процессуального и материального права, которые подлежат применению с учетом специфики данного конкретного дела. Неправильное рассмотрение и разрешение дела не только означает невыполнение закрепленной в законе одной из общих задач судопроизводства, что препятствует достижению его конечных целей, но и ассоциируется в сознании с судебной ошибкой. Обычно так и бывает, поскольку судебная ошибка всегда есть несовпадение результата процессуальной деятельности суда с целевыми установками судопроизводства, закрепленными в нормах процессуального права. Однако в некоторых случаях недостижение целей правосудия может быть связано не с ошибкой суда, а с иными обстоятельствами, которые закон относит к числу вновь открывшихся обстоятельств, о чем подробнее будет сказано далее.
Иногда к судебной ошибке относят лишь нарушение норм процессуального и (или) материального права при постановлении судебного акта, разрешающего дело по существу*(494). Однако с таким подходом согласиться нельзя, поскольку требование правильного рассмотрения и разрешения дела как общая целевая установка судопроизводства распространяется на всю процессуальную деятельность от возбуждения гражданского дела до его окончательного завершения. Неслучайно ст. 2 ГПК и ст. 2 АПК, формулирующие общие целевые установки судопроизводства по гражданским делам, а также ст. 6 АПК, закрепляющая принцип законности в судопроизводстве по делам, подведомственным арбитражным судам, отнесены к основным положениям цивилистических процессуальных кодексов. Поступить иначе при распределении процессуальных норм по разделам и главам ГПК и АПК законодатель был и не вправе, поскольку такое расположение названных норм лишь отражает объективно существующие закономерности последовательно развивающейся судебной процедуры по каждому конкретному гражданскому делу.
Так, гражданский и арбитражный процесс представляют собой совокупность последовательно совершаемых действий участников рассмотрения дела, которые в сочетании с правоприменительными действиями суда порождают возникновение, изменение и прекращение целого комплекса правоотношений, посредством которых реализуются на практике требования процессуальных, а иногда и материальных норм права. При этом каждая норма содержит не только права и обязанности субъектов судопроизводства, но и свои частные целевые установки, направленные на реализацию общих для всего процесса задач и целей. Соответственно все действия суда и других участников рассмотрения и разрешения дела на любом этапе судопроизводства должны совершаться в соответствии с целями, закрепленными в нормах права. Несоблюдение этого требования при совершении любого процессуального действия или при воздержании от действий приводит к недостижению частных (промежуточных) задач и целей, в конечном счете направленных на реализацию общих целевых установок судопроизводства, следовательно, и к конкретной судебной ошибке.
Например, право на обращение за судебной защитой не может быть реализовано посредством обращения в суд с нарушением правил о подсудности. Ошибочное определение суда о возбуждении гражданского дела вопреки этим правилам вступит в противоречие с целевыми установками ст. 133 и п. 2 ч. 1 ст. 135 ГПК в гражданском процессе, ст. 127 и п. 1 ч. 1 ст. 129 АПК в арбитражном процессе. Данная конкретная судебная ошибка, обусловленная неправильным определением подсудности гражданского дела при его возбуждении, приведет к нарушению права, гарантированного лицам, участвующим в деле, ст. 47 Конституции РФ. В конечном счете она приведет к постановлению ошибочного решения, если только не будет устранена в последующих стадиях судопроизводства до разрешения дела по существу посредством направления дела в компетентный суд, которому дело подсудно в силу требований закона.
Отнесение к судебной ошибке только тех нарушений норм права, которые нашли отражение в итоговом судебном акте, связаны с заблуждением, что реализация целей правосудия возможна лишь при разрешении дела по существу. Однако это не соответствует самой логике осуществления судопроизводства, предполагающего защиту прав средствами правосудия на любом этапе процессуальной деятельности. Например, общей и конечной целью стадии возбуждения гражданского дела является реализация права на обращение за судебной защитой, цель подготовки дела к судебному разбирательству состоит в обеспечении права участвующих в деле лиц на правильное и своевременное рассмотрение и разрешение их дела. На достижение соответствующего результата и направлена вся совокупность норм данных институтов в гражданском и арбитражном процессуальном праве, каждая из которых представляет собой определенную частную целевую установку, выступающую в роли средства реализации последующих общих процессуальных целей различного уровня. При этом конечные цели гражданского судопроизводства, являясь общими целевыми установками для всего процесса, могут быть полностью реализованы и без разрешения дела по существу.
Так, отказ суда общей юрисдикции в возбуждении гражданского дела (ст. 134 ГПК) или прекращение его в стадии подготовки дела к судебному разбирательству (ч. 4 ст. 152 ГПК) при условии правильного разрешения судом соответствующего вопроса обеспечивают защиту прав ответчика от их неправомерного оспаривания истцом. Однако при этом суд может допустить ошибку, что создаст препятствия для судебной защиты прав лица, обратившегося с требованием к ответчику. Во избежание такого результата, не совпадающего с целями судопроизводства, заинтересованное в судебном разбирательстве лицо вправе оспорить соответствующий судебный акт в вышестоящую судебную инстанцию. При наличии жалобы (представления) заинтересованного лица, поданной с соблюдением установленного законом порядка, вышестоящий суд обязан проверить правильность соответствующего судебного акта. Если при проверке будет обнаружена ошибка суда первой инстанции при решении вопроса об отказе в принятии заявления или прекращении производства по делу, у суда вышестоящей инстанции возникает обязанность ее исправить посредством отмены незаконного определения, после чего процесс по конкретному делу подлежит возобновлению.
Ревизия судебных актов может осуществляться лишь в судебной процедуре, установленной федеральным законом. Обычно это происходит посредством их проверки в судах апелляционной, кассационной или надзорной инстанции, которые и делают вывод о наличии или отсутствии судебной ошибки. Вместе с тем многие процессуальные нарушения при рассмотрении дела могут быть устранены и самим судом первой инстанции, в частности посредством повторного обращения к спорной процессуальной ситуации и совершения действий правовостанавливающего характера. Однако возможность устранения нарушения самим судом, допустившим его, не дает оснований исключать допущенные при первоначальном разрешении соответствующего вопроса нарушения из числа судебных ошибок, как ошибочно полагает Л.А. Терехова*(495).
Конкретные ошибки при разрешении отдельных процессуальных вопросов или даже их определенной совокупности не обязательно приводят к ошибочному результату разрешения дела по существу, даже если они не были исправлены до постановления судом итогового постановления. Например, неправомерный отказ от исследования одного из доказательств, представленный стороной, нарушает требования норм процессуального права, вступает в противоречие с целевыми установками судопроизводства. Однако такая конкретная ошибка суда, допущенная при доказывании, может и не повлиять на правильность разрешения дела, если обстоятельства, имеющие значение для дела, были выяснены полностью на основании исследования других доказательств. Нарушение же норм процессуального права или их неправильное применение является основанием для отмены судебного решения, если они привели или могли привести к неправильному разрешению дела (ч. 1 ст. 364 ГПК, ч. 3 ст. 270, ч. 3 ст. 288 АПК). Соответственно суд вышестоящей инстанции при наличии доводов жалобы о конкретных процессуальных нарушениях и их подтверждении в ходе проверки обязан на основе анализа всех обстоятельств дела оценить, повлияли ли выявленные нарушения на результат разрешения дела или нет. Установив, что допущенные нарушения не являются существенными, вышестоящий суд вместе с тем обязан констатировать в определении наличие ошибки суда первой инстанции при рассмотрении и разрешении дела с приведением аргументов, почему она не повлияла и не могла повлиять на правильность разрешения дела и потому не является основанием для отмены решения.
Как указывалось, другой общей задачей судопроизводства по гражданским делам, также направленной на достижение его конечных целей, является своевременность рассмотрения и разрешения дел. При характеристике судебной ошибки как неправильного разрешения судом дела по существу или неправильного разрешения различных промежуточных процессуальных вопросов, возникающих при рассмотрении дела, эта задача во внимание не всегда принимается. Несоблюдение требований закона о сроках рассмотрения дела обычно считается не ошибкой, а иным упущением суда, так же как и ошибка существенно снижающим эффективность правосудия, грубо нарушающим права и законные интересы участников судопроизводства. Однако есть и широкое понимание судебной ошибки, когда к ней относят также нарушение требований закона о сроках рассмотрения и разрешения дел. Такой подход заслуживает внимания, поскольку несвоевременность совершения процессуальных действий не только нарушает требования соответствующих процессуальных норм, что само по себе позволяет рассматривать процессуальную деятельность как неправильную, но и вступает в противоречие с конечными целями судопроизводства, существенно затрудняя их реализацию или даже делая это невозможным.
Процессуальные действия не только суда, но и всех других субъектов процесса должны совершаться правильно и своевременно, однако субъектом судебной ошибки всегда будет только суд в лице коллегии судей или судья, единолично совершающий процессуальные действия от имени суда. Это обусловлено руководящей, контролирующей и решающей ролью суда в процессе. Являясь органом правосудия, только суд при рассмотрении гражданского дела уполномочен от имени государства осуществлять правоприменительную деятельность, направленную на реализацию целевых установок гражданского судопроизводства. Что касается действий всех других участников рассмотрения и разрешения гражданского дела, то сами по себе они не влекут возникновения, изменения и прекращения гражданских процессуальных отношений. Такие действия осуществляются под контролем суда и могут быть им санкционированы лишь при их соответствии требованиям закона, устанавливающим права и обязанности конкретных субъектов судопроизводства с учетом их процессуальных функций, определяемых целями участия в процессе.
Поскольку судебная ошибка по гражданскому делу есть несовпадение результата правоприменительных действий суда с целевыми установками судопроизводства, закрепленными в нормах процессуального права, она нарушает правовые требования и является процессуальным правонарушением, обязательным признаком которого будет вина судьи (судей). Под виной как необходимым элементом судебной ошибки следует понимать психическое отношение судьи к своему поведению, нарушающему требования процессуального, а в некоторых случаях и материального законодательства, и к последствиям такого поведения.
Многие авторы с приведенной позицией не согласны, и в литературе распространено мнение, что противоправность судебной ошибки объективна, в качестве таковой она должна рассматриваться вне зависимости от наличия или отсутствия вины правонарушителя*(496). Такой подход имеет серьезные основания, которые связаны в том числе с психологической оценкой рассматриваемого явления, поскольку судопроизводство относится к одному из самых сложных видов человеческой деятельности, и было бы наивным полагать, что есть судьи, которые при рассмотрении и разрешении дел вообще не допустили ни одной ошибки. Если это так, то при квалификации судебной ошибки как результата виновного противоправного поведения весь судейский корпус, олицетворяющий одну из ветвей государственной власти в стране и призванный обеспечивать защиту прав и свобод, формально может рассматриваться как некое "сообщество правонарушителей".
Этот парадоксальный на первый взгляд вывод вовсе не свидетельствует о каких-то особо негативных свойствах российской судебной системы, такова специфика деятельности любого суда вне зависимости от его государственной принадлежности. Сам автор этих строк, имея солидный стаж судебной работы и пройдя почти все ступени судейской карьеры, не избежал ошибок при рассмотрении и разрешении дел. Однако сознание большинства исследователей причин судебной ошибки a priori отказывается следовать такой "крамольной" логике. Психологически комфортнее считать, что судебная ошибка может быть результатом и безвиновного поведения судьи. В обоснование этого приводятся различные аргументы, в том числе указывающие на особую сложность судебной деятельности. Например, Н.И. Масленникова отмечала, что с учетом непрерывно увеличивающегося потока законодательной информации можно вполне обоснованно говорить об объективных причинах судебных ошибок, поскольку возможности человеческой памяти не беспредельны, а судье приходится удерживать в памяти не только действующее законодательство, но и правоприменительную практику, а также хорошо знать источники получения необходимой информации*(497).
К этому следует добавить, что само наличие судебной ошибки определить зачастую непросто, в том числе и потому, что результат осуществления правосудия в условиях состязательного процесса во многом зависит от инициативы и активности самих сторон, а иногда также от вполне оправданной судейской дискреции. Специфика отправления правосудия как особого вида осуществления государственной власти такова, что судья нередко вынужден оценивать обстоятельства дела, не имея достаточной информации (иногда скрываемой от него), и принимать решение в пределах предоставленной ему законом свободы усмотрения*(498). Особенно отчетливо это проявляется в гражданском судопроизводстве, где принцип состязательности в наибольшей степени сочетается с принципом диспозитивности.
Немаловажно также, что сам вывод о наличии судебной ошибки делают обычно судьи вышестоящей судебной инстанции, которые сами не застрахованы от ошибочных действий и суждений. На результат проверочной деятельности при оспаривании судебных актов помимо объективных критериев, закрепленных в законе, всегда влияют субъективные факторы, связанные с личностью соответствующего судьи, уполномоченного на принятие решения по жалобе или представлению. Судьи нижестоящих инстанций часто не соглашаются с выводами вышестоящего суда об ошибочности их действий, но при всей обоснованности и убедительности их возражений вступает в силу известное "правило", согласно которому прав тот, у кого больше прав. Такая ситуация сама по себе может порождать сомнения в обязательной виновности судьи, в действиях которого вышестоящей судебной инстанцией была обнаружена ошибка.
Кроме того, закон не связывает устранение выявленных нарушений с субъективным отношением судьи к своим действиям (бездействию), которые привели к результату, расходящемуся с задачами и целями судопроизводства. Судебная ошибка в любом случае должна быть устранена, и для применения соответствующих процессуальных санкций правовосстановительного характера нет необходимости устанавливать наличие вины судьи и ее форму.
При всем том, однако, при характеристике судебной ошибки как правонарушения следует исходить не из объективно существующих трудностей при осуществлении правосудия и приоритетности применения правовосстановительных мер в случае обнаружения судебной ошибки, а из абстрактно закрепленных в законе прав и обязанностей суда в процессе, его процессуальных функций, направленных на достижение задач и целей правосудия. На судью, выступающего в процессе от имени суда как органа государственной (судебной) власти, в силу самого предназначения правосудия законом возлагается обязанность рассмотреть и разрешить дело в соответствии с требованиями права. Судебная ошибка всегда свидетельствует о неисполнении этой обязанности, и предполагать, что правонарушающие действия судьи при этом могут быть неосознанными, нет никаких оснований. Соответственно, как верно отмечет Т.Г. Морщакова, не должна применяться для характеристики подобных действий судьи и категория объективной противоправности*(499).
Причем реальность такова, что анализ любой судебной ошибки, допущенной по конкретному делу, позволяет выявить вину судьи, которым она допущена, хотя ошибка ошибке рознь и степень вины по многим из них бывает минимальной. Что же касается коллизии интересов, когда каждая из судебных инстанций обвиняет друг друга в ошибочности действий, то это противоречие решается с учетом закрепленной в законе презумпции истинности судебного акта, принятого судом в соответствии с его компетенцией. Она сохраняет свое действие, пока не будет опровергнута в установленном законом порядке. Из этого и следует исходить при анализе судебной ошибки как явлении действительности, абстрагируясь от множества случайных признаков, которые могут присутствовать в конкретном деле.
При этом не следует и драматизировать распространенность судебных ошибок, в том числе допускаемых проверочными инстанциями, поскольку негативное влияние их существенно различается, так что многие и не приводят в итоге к несправедливому судопроизводству, не ставят неопределимую преграду для обеспечения эффективной защиты прав. Основная проблема состоит вовсе не в наличии или отсутствии вины судьи в судебной ошибке, а в наличии оптимальных правовых механизмов по предупреждению и исправлению ошибочной деятельности суда.
Если задачи и цели гражданского судопроизводства не были достигнуты по независящим от суда (судьи) причинам, неправильное рассмотрение и разрешение дела нельзя расценивать как судебную ошибку. Например, преюдициально установленные вступившим в законную силу судебным постановлением обстоятельства являются обязательными для суда при разбирательстве другого гражданского дела с участием тех же лиц (ст. 61 ГПК, ст. 69 АПК). Однако в последующем первое решение может быть отменено как незаконное, и это объективно будет означать неправильность решения, в основу которого были положены преюдициально установленные факты. Решение по такому делу подлежит пересмотру по вновь открывшимся обстоятельствам (п. 4 ч. 2 ст. 392 ГПК, п. 4 ст. 311 АПК), однако вины судьи, соответствующие процессуальные действия которого были правомерными, в отмене этого решения не будет. Отсутствует вина судьи при пересмотре дела по вновь открывшимся обстоятельствам и во всех тех случаях, когда основанием для такого пересмотра явились другие предусмотренные законом обстоятельства, которые не были и не могли быть известны суду при принятии соответствующего судебного акта. Соответственно во всех таких случаях нет и судебной ошибки.
Исключением является лишь пересмотр дела в случае признания Конституционным Судом РФ не соответствующим Конституции РФ закона, примененного судом в конкретном деле, в связи с принятием решения по которому заявитель обращался в Конституционный Суд РФ (ч. 5 ст. 392 ГПК, ч. 6 ст. 311 АПК), и в случае установленного Европейским судом по правам человека нарушения Конвенции о защите прав человека и основных свобод при рассмотрении судом конкретного дела, в связи с принятием решения по которому заявитель обращался в Европейский суд по правам человека (ч. 7 ст. 311 АПК). Конституция РФ и Европейская конвенция должны непосредственно применяться судами при рассмотрении и разрешении дел во взаимосвязи с законами и иными нормативными правовыми актами (ч. 1 и 4 ст. 15 Конституции РФ, ч. 3 ст. 5 Федерального конституционного закона "О судебной системе Российской Федерации, ст. 1 и 11 ГПК, ст. 3 и 13 АПК). При этом применяемые нормы не должны противоречить положениям нормативных актов, имеющих большую юридическую силу, и обязанность выявить наличие таких противоречий при рассмотрении конкретного дела лежит на судье. Неисполнение этой обязанности всегда является следствием виновного поведения судьи.
В связи с этим в процессуальной литературе высказываются обоснованные сомнения в правильности отнесения законодателем названных оснований к вновь открывшимся обстоятельствам*(500). Однако отстаивается и иная позиция, согласно которой основание для пересмотра судебного постановления, появившееся в связи с признанием не соответствующим Конституции РФ закона, примененного в деле заявителя, не связано с судебной ошибкой. В ее обоснование приводится аргумент, "что при рассмотрении конкретного дела суд не может предрешать вопрос о том, противоречит ли определенный нормативный правовой акт Конституции или нет, поскольку это не входит в предмет его компетенции". По мнению автора приведенного суждения, решение этого вопроса находится в исключительной компетенции Конституционного Суда РФ, и "нормативный правовой акт презюмируется конституционным, пока иное не будет установлено органом конституционного контроля"*(501).
Согласиться с этими аргументами нельзя, поскольку они вступают в очевидное противоречие с ч. 1 ст. 15 Основного закона страны, согласно которой Конституция РФ имеет высшую юридическую силу, прямое действие и применяется на всей территории Российской Федерации. Применительно к полномочиям судов данное положение, относящееся к основам конституционного строя России, конкретизировано в Федеральном конституционном законе "О судебной системе Российской Федерации". Согласно ч. 3 ст. 5 названного Закона, которая в развернутом виде повторяет ч. 2 ст. 120 Конституции РФ, суд, установив при рассмотрении дела несоответствие акта государственного или иного органа, а равно должностного лица Конституции РФ, федеральному конституционному закону, федеральному закону, общепризнанным принципам и нормам международного права, международному договору Российской Федерации, конституции (уставу) субъекта Российской Федерации, закону субъекта Российской Федерации, принимает решение в соответствии с правовыми положениями, имеющими наибольшую юридическую силу (в рассматриваемой ситуации в соответствии с положениями Конституции РФ). С содержанием приведенных конституционных норм полностью согласуется Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 31 октября 1995 г. N 8 "О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации", в котором разъясняется, что при разрешении дела суд обязан непосредственно применять Конституцию РФ, если придет к убеждению, что федеральный закон находится в противоречии с ее соответствующими положениями.
Устанавливать действительное содержание применяемой нормы с учетом ее места в системе правового регулирования и принимать решение в соответствии с правовыми положениями, имеющими наивысшую юридическую силу, - конституционная обязанность суда любого уровня. Исключать Конституцию РФ из иерархии нормативных правовых актов, без выявления системной связи которых суд не вправе разрешать ни одно дело, только потому, что имеется специальный орган конституционного правосудия, нет никаких оснований.
Применяя при коллизии нормативных актов непосредственно Конституцию РФ, суд не вторгается в компетенцию Конституционного Суда РФ, поскольку не лишает отвергнутую норму юридической силы для других фактических ситуаций, что действительно в такой ситуации является прерогативой только органа конституционного правосудия, а лишь разрешает конкретное дело согласно требованиям права, в системе источников которого Основной закон страны занимает соответствующее место. Для такого правоприменения суду не требуется ничья санкция, поскольку он осуществляет судебную власть самостоятельно, независимо от чьей бы то ни было воли, подчиняясь только Конституции РФ и федеральному закону (ч. 1 ст. 120, ч. 1 ст. 5 Федерального конституционного закона "О судебной системе Российской Федерации"). В контексте приведенных конституционных положений становится очевидным, что они имеют в виду лишь правовой закон, не противоречащий Конституции РФ. Другое дело, что судья в таких случаях должен быть озабочен дисквалификацией дефектного закона, для чего обязан обратиться с соответствующим запросом в Конституционный Суд РФ.
Лишенным каких-либо правовых оснований выглядит и довод о том, "что уровень правосознания российских судей не настолько высок, чтобы им можно было вменять в обязанность оценку действующего законодательства на степень его соответствия Конституции и, как следствие, инициирование конституционного судопроизводства"*(502). В действительности уровень судейского правосознания может быть разным, но Конституция РФ и федеральный закон исходят из презумпции его высокого уровня. Соответственно они вменяют в обязанность каждого судьи осуществлять судопроизводство в соответствии с требованиями права, в системе которого Конституция РФ как нормативный правовой акт прямого действия, имеющий высшую юридическую силу, применяется при коллизии норм как правовой критерий. Последующее решение Конституционного Суда РФ о признании примененной судом нормы противоречащей Конституции РФ свидетельствует о неисполнении судьей этой обязанности, а значит, налицо судебная ошибка.
В литературе распространено мнение, что судебная ошибка не может быть умышленной, поскольку "если судья выносит заведомо неправосудное решение, то такое деяние образует состав уголовного преступления"*(503). С этим можно было бы согласиться, если считать судебной ошибкой только такое нарушение, которое свойственно судебному акту, разрешающему дело по существу. Однако, как указывалось, судебной ошибкой является любое нарушение норм права при рассмотрении дела, препятствующее достижению разноуровневых целей судопроизводства на различных этапах развития процесса. При этом нельзя исключать, что некоторые судебные ошибки будут характеризоваться умышленной формой вины, хотя основания для привлечения судьи к уголовной ответственности за вынесение заведомо неправосудного решения будут отсутствовать.
Так, судья при рассмотрении и разрешении дела может сознательно избрать такой вариант поведения, который противоречит требованиям процессуального законодательства, заведомо зная, что этим самым будут нарушены права других участников рассмотрения дела. Например, в судебной практике встречаются случаи, когда судья не соблюдает известные ему требования процессуального законодательства и выносит определение о назначении экспертизы в отсутствие участвующих в деле лиц, извещения которым о времени и месте совершения данного процессуального действия не направлялись, разрешает дело без стороны при отсутствии сведений о вручении повестки. На заведомое пренебрежение процессуальными нормами и упрощение процедуры судебного разбирательства как на один из факторов, сопутствующих судебной ошибке, указывается и в литературе по уголовному процессу*(504). Вряд ли за подобные действия судья будет привлечен к уголовной ответственности, если только они заведомо не были направлены на создание условий для принятия в последующем неправосудного решения. Во всяком случае, судебная практика при распространенности таких процессуальных нарушений примеров привлечения судьи за них к уголовной ответственности не знает.
Судебная ошибка может быть допущена и по неосторожности, когда судья не предвидит, но по обстоятельствам дела мог и должен был предвидеть наступление указанных неблагоприятных последствий. Например, в судебной практике экспертиза по гражданским делам часто назначается при подготовке дела к судебному разбирательству, и при этом иногда определение о ее назначении выносится в отсутствие лиц, участвующих в деле. Это происходит потому, что судья перед вынесением соответствующего определения не проанализировал процессуальные нормы, регламентирующие единоличные подготовительные действия судьи, в совокупности с нормами о правах и обязанностях участвующих в деле лиц при назначении экспертизы.
Судья также может и предвидеть неблагоприятные последствия нарушения им требований норм процессуального права, но легкомысленно рассчитывает на их предотвращение. Например, при назначении экспертизы не разъясняет лицам, участвующим в деле, их право представить суду вопросы, по которым требуется заключение эксперта, полагая, что это право им известно и они не желают им воспользоваться; при отложении разбирательства дела не направляет неявившемуся лицу повестку, ограничившись изложением просьбы к явившимся лицам, чтобы они сообщили отсутствующему о времени и месте последующего судебного заседания, и т.п.
Абсолютное большинство судебных ошибок допускается при неосторожной форме вины, когда судья не предвидит противоправных последствий своего поведения, хотя мог и должен был их предвидеть.
Судопроизводство характеризуется последовательностью совершаемых процессуальных действий от возбуждения дела до его завершения, поэтому ошибка суда на одном этапе судопроизводства чаще всего порождает ошибки и при последующем развитии процесса. Например, ошибка при определении подведомственности в стадии возбуждения гражданского дела может привести к вынесению незаконного решения, если такая ошибка не будет исправлена самим судом путем прекращения производства по делу.
Последовательность развития процесса может привести к тому, что одна ошибка будет обусловлена умышленными действиями судьи, а другая, связанная с ней, - неосторожными. Например, судья вопреки требованиям закона назначает к судебному разбирательству заведомо неподготовленное дело, рассчитывая восполнить пробелы стадии подготовки в судебном заседании. Однако это не удается, что приводит к неправильному рассмотрению дела или, что чаще всего бывает, к нарушению процессуальных сроков.
От судебной ошибки следует отличать злоупотребления судьи, которые всегда совершаются умышленно и нарушают требования норм не только процессуального права, но и других отраслей права, порождая иногда применение предусмотренных ими штрафных, карательных санкций. К таковым относится, в частности, и уголовная ответственность за преступные деяния судей, совершенные при рассмотрении гражданского дела и связанные с вынесением заведомо неправосудных постановлений (ст. 305 УК РФ). Установленные вступившим в законную силу приговором суда преступные деяния судьи, совершенные при рассмотрении дела, являются основанием для пересмотра принятого по нему постановления по вновь открывшимся обстоятельствам (п. 3 ч. 2 ст. 392 ГПК, п. 3 ст. 311 АПК).
Одним из видов злоупотреблений в сфере правосудия является нарушение требований о беспристрастности, когда судья стремится вынести решение в угоду одной из сторон. Обычно это проявляется в селективном, явно субъективном отборе фактов и доказательств для того, чтобы придать внешнюю убедительность заранее заданному решению*(505). Конкретные мотивы такого поведения судьи могут быть различными, но это всегда посягательство на сами основы правосудия; каждый подобный факт должен быть предметом специального разбирательства, с безусловным прекращением полномочий суда при его подтверждении.
Практика квалификационных коллегий судей и знакомство с работой отдельных судов показывают, что некоторые юристы воспринимают назначение на должность судьи как индульгенцию на подобное поведение, причем иногда и не очень маскируют свое пристрастие. Показательным в этом смысле является пример из современной российской судебной практики, приведенный профессором А.Т. Боннером в выступлении на одном из представительных форумов процессуалистов. Участвуя в качестве судебного представителя истца, он явился к началу разбирательства дела, однако застал в зале судебных заседаний чаепитие с участием судьи и представителей ответчика. Лишь после окончания чаепития его пригласили в зал, после чего судья без проведения судебного заседания объявил об отказе в иске*(506).
Таким образом, судебная ошибка по гражданскому делу - это результат виновного поведения судьи (судей), выступающего от имени суда при рассмотрении и разрешении гражданского дела, которое не является злоупотреблением, но нарушает нормы процессуального, а иногда и материального права, и не обеспечивает при совершении отдельного процессуального действия либо определенной их совокупности достижение целей судопроизводства.
