Мартин ван Кревельд. Трансформация войны. М.: Альпина Бизнес букс, 2005. - 344с.
Я прочитал «Трансформацию войны» года два назад, и книга мне ничем не запомнилась. Но в последние месяцы я все чаще стал замечать ссылки на нее, поэтому решил освежить работу Кревельда в памяти и заодно написать это review.
На Западе книга издана в 1990-1991гг, в переломный момент «эволюции войны», когда операция «Буря в Пустыне» совпала с началом войны в Югославии и демонтажем Советского Союза. Поэтому книгу Кревельда я читал скорее как некий прогноз; за 20 лет накоплено достаточно сведений, чтобы определить, сбылся прогноз или нет.
«Решающим фактором эволюции войны остается наличие ядерного оружия и средств его доставки». 11 Возможно, благодаря ядерному оружию Холодная война так и не переросла в горячую. С другой стороны, все страны, обладающие ядерным оружием, участвовали в многочисленных вооруженных конфликтах разной интенсивности. Больше того, страны, обладающие ядерным оружием, вступали в локальные стычки друг с другом: СССР с США во время Карибского Кризиса (1962) и СССР с Китаем на о. Даманском (1969). Наличие ядерного оружия, конечно, важный фактор, но никак не решающий.
«Мы находимся скорее на пороге эпохи войн между этническими и религиозными группами, нежели мирного экономического соперничества международных экономических блоков». 15 Прогноз не сбылся: этнические и религиозные войны в Югославии, Руанде, на окраинах СССР не ознаменовали никакой новой «эпохи», они являются продолжением древней традиции взаимного истребления по национальному и религиозному признаку. Зато экономическое соперничество международных экономических блоков с каждым годом нарастает.
«Невзирая на свою беспощадность и военное превосходство, противоповстанческие силы терпели поражение во всех случаях». 49. Для подтверждения этого правила Кревельд приводит известные противоповстанческие операции: Британии в Индии, Кении и на Кипре, Франции в Индокитае и Алжире, Голландии в Индонезии и ЮАР в Намибии. Но автор преувеличивает: противоповстанческие силы терпели поражение НЕ во всех случаях: Китай успешно подавлял все восстания в Тибете и Синьцзяне, в Мексике справились с восстанием сапатистов, в Шри-Ланке победили «тигров» и т.д.
«Мое основное предположение состоит в том, что уже сегодня самые мощные вооруженные силы по большей части не годятся для современной войны. Их релевантность обратно пропорциональна техническому совершенству». 63. Стоп. Но ведь операция «Буря в Пустыне» оказалась успешной, бомбежка Югославии в 1999 году привела к достижению намеченных целей, Израилю в течение десятилетий удается сдерживать своих соседей и т.д. Очевидно, дело не в техническом совершенстве и даже не в «мощи» вооруженных сил, а, как всегда, в эффективности стратегии.
«Практически нет сомнений, что современные армии благодаря самой своей силе подобны громадным динозаврам, и если мои доводы верны, армии эти точно так же обречены на вымирание». 165 Это неточно. Массовые многомиллионные армии эпохи мировых войн действительно вымирают, они не нужны. Но от сильной современной армии, немногочисленной, маневренной и оснащенной высокоточным оружием глупо отказываться, и государства, обладающие такими армиями, не отказываются.
«Современный стратегический взгляд на войну как на продолжение политики ни единственно возможный, ни единственно правильный». 204 В качестве примера «неполитических» войн Кревельд приводит религиозную войну (войну как орудие религии) и войну за выживание (Израиль в 1967г.). Откровенно, я не вижу смысла или практической ценности в классификации войн на «политические» и «неполитические». Представляется, что сама попытка такой классификации - следствие плохого понимания того, что такое «политика» или желания во что бы то ни стало ниспровергнуть Клаузевица. Скажем, папа Урбан II или Готфрид Бульонский (предводители первого Крестового похода) преследовали исключительно религиозные цели или политические в том числе? Или политические в первую очередь? И разве выживание не может быть политической целью?
«В той степени, в какой война в первую очередь заключается в сражении (другими словами - в том, чтобы добровольно подвергать себя опасности), она продолжение не политики, а спорта» . 286 На доказательство этого тезиса Кревельд израсходовал 50 страниц. Накануне и во время ВМВ в армии воевавших государств было мобилизовано 110 млн. чел. Не думаю, что эти люди шли воевать ради спорта. Я допускаю, что во все времена находятся отчаянные искатели приключений, которые к любому мордобою и даже к войне относятся как к спорту, но основная мотивация, очевидно, не в этом.
«В Северной Америке и Западной Европе военные организации будущего, возможно, будут напоминать ассасинов: члены этой группировки, побуждаемые религиозными мотивами и, предположительно, поддерживавшие себя наркотиками, два столетия терроризировали средневековый Ближний Восток». 295 Непонятно, почему автор говорит о «военных организациях будущего»? Ассасины второй половины ХХ века - это группировка Черный Сентябрь, т.н. японская Красная Армия, RAF, ЭТА, ИРА и т.п. Но отчасти это верный прогноз. Деятельность Аль-Каиды в США, Европе и на Ближнем Востоке многократно превзошла деятельность всех этих организаций вместе взятых.
«Вероятно также, что в будущих конфликтах низкой интенсивности все больше будет применяться оружие, запрещенное сегодня, такое, как газ». 305 Прогноз сбылся. В 1994 году японская религиозная секта распылила зарин в метро Токио, в результате погибло ок. 20 человек. Вероятность подобных террористических атак в будущем будет возрастать.
«Как только легальная монополия на вооруженную силу, монополия, на которую так долго претендовало государство, будет вырвана из его рук, существующие различия между войной и преступностью сотрутся, подобно тому, как это сегодня происходит в Ливане, Шри-Ланке, Сальвадоре, Перу или Колумбии». 305 Если в чулане вы храните незарегистрированное ружье, вы разрушаете монополию государства на вооруженную силу. Но войны, в т.ч. гражданские, начинаются вовсе не из-за этого. На том, что государства обладают монополией на вооруженную силу и эту монополию у них отбирают, Кревельд строит свою теорию т.н. нетринитарной войны (по мнению нелюбимого Кревельдом Клаузевица, война слагалась из триады компонентов: населения, армии и государства, но сейчас, по мнению Кревельда, все иначе). В действительности, если рассмотреть в качестве примера любой т.н. конфликт низкой интенсивности, то окажется, что один из компонентов триады в нем обязательно присутствует.
Подводя итоги (это уже не относится к книге Кревельда), можно сказать, что эпоха «современных войн» началась в 1950г. в Корее. Современная война - это длительная локальная война малой интенсивности с чередующимися периодами затухания и эскалации боевых действий. Есть объяснение, почему эпоха таких войн началась в 1950г. - во-первых, в мире появилось ядерное оружие, во-вторых, ВМВ привила человечеству стойкое неприятие масштабного и организованного применения насилия. Исходя из сказанного, можно предположить, что эпоха «современных войн» закончится, когда значение ядерного оружия будет нивелировано, и массовое применение насилия не будет ассоциироваться с дикостью. Это прогноз.
СЕГОДНЯ
не является откровением, что человеческая цивилизация подошла уже в своем развитии к рубежу, за которым нас, видимо, ждут качественные изменения социального бытия. Причин тому несколько: это и научно-технический прогресс, влияющий на образ жизни социума, саму природную среду его обитания, и развитие общественного сознания, образа мышления современного человека - как сейчас принято говорить, менталитет, и сложные демографические процессы, и эволюция человека как живого существа. Трансформация социальной и природной среды обитания человека, находящая неизбежное отражение в общественном сознании и социальной психологии человечества в целом, предопределяет крутой поворот в судьбе нашей цивилизации.
Изменение претерпевает сегодня и война как социально-политическое явление, одно из двух (наряду с миром) традиционных состояний человеческого общества на протяжении его многотысячелетней истории. К сожалению, в постсоветской России в силу известных причин произошла стагнация теоретической мысли, и перемены в войне – этом крайне сложном и многогранном общественном явлении и виде человеческой деятельности - оказались вне поля внимания научной общественности. В качестве редких исключений можно назвать работы члена-корреспондента Российской академии наук А.А. Кокошина и президента Академии военных наук М.А. Гареева.
Между тем своевременное знакомство наших политиков и военных экспертов с зарубежной военно-теоретической мыслью имеет важное значение для предельно точного определения векторов военной политики российского государства. Вот почему особого внимания заслуживает инициатива издательства «Альпина Бизнес Букс», которое недавно выпустило в серии «Военная мысль» книгу Мартина ван Кревельда «Трансформация войны»
(при содействии Института распространения информации по социальным и экономическим наукам). Хотя на Западе она увидела свет еще в 1991 году, но поднимаемые в ней вопросы с тех пор приобрели еще большую актуальность.
Автор книги, живущий в Германии, предпринял попытку пересмотра парадигмы господствующей со времен Клаузевица военно-теоретической мысли и предложил новое видение войны как культурно-обусловленного вида человеческой деятельности. В частности, он обращает внимание на неспособность традиционных армий вести борьбу в локальных конфликтах с иррегулярными формированиями и предупреждает, что отсутствие адаптации к новым реалиям угрожает современным государствам их полной дезинтеграцией. Между тем в сегодняшнем мире наряду с сокращением количества крупномасштабных межгосударственных войн с применением обычных вооружений все большее распространение получают именно войны против негосударственных организаций или между ними.
К осознанию новых реалий постепенно приходят и самые убежденные технократы, ранее верившие в неограниченные возможности традиционной армии как эффективного инструмента достижения политических целей. «К октябрю 2003 года,
- пишет ван Кревельд, - даже такой выдающийся апологет современных военных технологий, как министр обороны США Дональд Рамсфелд, начал прозревать. В меморандуме, адресованном своим ближайшим помощникам, он ставит вопрос о том, готовы ли американские вооруженные силы, созданные для борьбы с себе подобными, противостоять новому «мировому беспорядку».
Американцы со всей своей военной мощью, замечает автор книги, «не способны обеспечить безопасность даже на 15-мильном участке шоссе, ведущем из багдадского аэропорта в город».
ОДИН
из основополагающих тезисов ван Кревельда сводится к тому, что поражения, которые зачастую терпят регулярные силы в попытке вести войны низкой интенсивности (их еще называют асимметричными или четвертого поколения) не являются случайными. Дело тут не в ошибках конкретных военачальников или политиков, а в том, что в верхнем эшелоне государственной власти многих индустриально развитых стран не понимают самой природы современной войны. Именно по этой причине их «нынешняя оборона – это скорее иллюзия силы, чем реальное средство к решению проблем».
В книге значительное внимание уделяется проблеме ядерных конфликтов, потому как наличие ядерного оружия и средств его доставки остается решающим фактором эволюции войны. Анализируя ядерную проблематику военной политики, исследователь высказывает немало интересных идей, размышляет на тему «политической полезности» оружия массового поражения.
Так, затрагивая вопрос о разработке программ ядерного оружия в Китае, Индии и Пакистане, он отмечает, что хотя они привели к огромному напряжению технических и финансовых ресурсов этих стран, но ни одной из них не удалось конвертировать обладание бомбой в существенное политическое преимущество. Эту же мысль ван Кревельд проводит и в рассуждениях относительно взаимоотношений США и СССР. Эти ядерные державы успешно нейтрализовали друг друга в годы «холодной войны», но затем с удивлением обнаружили, что наличие ядерного оружия не является таким уж большим преимуществом даже в их отношениях со странами, им не обладающими.
Надо отметить, что взгляды автора на ядерное оружие несколько противоречивы. В частности, он справедливо отмечает бесполезность ядерного оружия как инструмента ведения крупномасштабной войны, потому как его массированное применение будет иметь катастрофические последствия для среды обитания человека и таит в себе риск взаимного самоуничтожения.
Однако это не означает, что обладание ядерным оружием совершенно бесполезно. Сам автор книги признает, что оно «действительно помогало избегать полномасштабных войн между государствами».
Как это ни парадоксально, замечает ван Кревельд, «самое мощное орудие ведения войны из когда-либо изобретенных в наибольшей степени способствовало предотвращению или по крайней мере ограничению военных конфликтов между его обладателями».
Прочитано в Интернете
«Предоставим заказчику бригаду»
Частная компания «Blackwater USA» - одно из крупнейших в США агентств, занимающихся охранным бизнесом, предлагает услуги по проведению противопартизанских операций в любой точке мира, сообщает газета «World Tribune». Сотрудники «Blackwater», в частности, работают в Ираке, где охраняют от нападений повстанцев нефтяные месторождения.
По словам руководства компании, в течение года «Blackwater» разработала уникальную программу подготовки и проведения контрпартизанских операций частными вооруженными группировками. Эта программа, уже согласованная в Пентагоне и НАТО, была представлена на военной выставке Sofex-2006 в Иордании. Американцы также считают, что наемники могут участвовать в международных операциях под эгидой ООН.
Руководство «Blackwater» утверждает, что может предоставить заказчику вооруженное формирование, соответствующее по численности бригаде. Однако компания пока не готова участвовать в полномасштабных конфликтах - речь идет только об «операциях по поддержанию мира».
Более того, в предисловии к русскому изданию, написанном в августе 2005 года, он признает, что если бы Саддам Хусейн в 2003 году, а Слободан Милошевич в 1999 году обладали ядерным оружием, то «войны, в результате которых оба они были свергнуты, почти наверняка не состоялись бы».
Это признание, кстати, помогает понять логику поведения руководства некоторых государств «третьего мира», стремящихся пополнить ряды членов «ядерного клуба». В связи с этим уместно отметить, что для России после геополитической катастрофы, постигшей ее в начале 90-х годов, ядерное оружие остается решающей материальной предпосылкой сохранения политической субъектности и реального суверенитета.
Видимо, мнение ван Кревельда о непригодности ядерного оружия как средства ведения боевых действий преждевременно. Нельзя исключить возникновения даже в ближайшем будущем политико-военной ситуации, которая потребует «точечного» применения одного или нескольких ядерных боезарядов, что, кстати, не вызовет глобальной природной катастрофы. Например, в том случае, когда будут исчерпаны все ресурсы предъядерного сдерживания и для демонстрации решимости государства к сопротивлению и противостоянию военному давлению, может оказаться целесообразным «хирургически точный» удар баллистической или крылатой ракеты с небольшим по мощности ядерным боезарядом.
ИНТЕРЕСНЫ
и актуальны размышления автора книги о стратегии применения силы. Он отмечает, что при прочих равных условиях оборона, в сравнении с наступлением, более сильная форма ведения войны. Еще Клаузевиц указывал, что на то существуют три причины: во-первых, удерживать нечто всегда легче и требует меньше усилий, чем завоевывать; во-вторых, на оборону работает время, а отсутствие событий ей помогает; в-третьих, при наступлении линии коммуникаций наступающей стороны становятся длиннее, обороняющейся – сокращаются.
В свою очередь наступление требует обладания численным или количественным превосходством в силах, а чаще - и того, и другого. Но что делать, задается вопросом автор, если ты слабее противника, а обстоятельства вынуждают начать наступательные действия? Отвечая на этот вопрос, ван Кревельд ссылается на любопытные исторические примеры из далекого и недавнего прошлого. Поучителен, например, опыт Израиля, который на протяжении полувека не раз выходил победителем в военном противостоянии с более многочисленным и сильным противником, умело используя принцип сосредоточения сил и компенсируя свою слабость с помощью скрытности и быстроты маневрирования. К этому надо было бы еще добавить и наличие «более эффективной системы управления – государственного и военного».
КАК ПРЕДСТАВЛЯЕТСЯ,
самая важная часть книги ван Кревельда – это седьмая, заключительная глава «Войны будущего». Возможно, многим российским читателям она покажется наиболее дискуссионной, но именно в нестандартности размышлений и выводов автора и видится его наибольшая заслуга как исследователя феномена современной войны и путей ее трансформации.
Автор задается вопросами: кто будет вести грядущие войны? Какова будет их сущность? Как они будут вестись? Во имя чего? Почему люди будут воевать? Его ответы на эти вопросы заслуживают самого вдумчивого анализа.
Ван Кревельд уверен, что к концу второго тысячелетия стало ясно, что «попытки государства сделать применение насилия исключительно своей привилегией сталкиваются со все большими трудностями».
Не случайно ведь, что крупнейшие государства мира, оказавшись перед лицом угрозы терроризма, стали искать поддержки друг у друга. Исследователь приходит к выводу, что если разрастание конфликтов низкой интенсивности не будет обуздано в течение ближайшего будущего, то оно «приведет к уничтожению современного государства как института» и «в долгосрочной перспективе на смену государству придут военные организации иных типов».
В ожидающем человечество будущем, пишет автор книги, «войны будут вести не армии, а группы, членов которых мы сегодня называем террористами, партизанами, бандитами и грабителями,
но которые, несомненно, придумают для себя более приемлемые официальные титулы. Вполне вероятно, их организации будут основаны больше на харизматических, чем на институциональных принципах, а основной мотивацией там выступит… фанатическая, основанная на идеологии
лояльность» (выделение
- Н.Е.
).
Ван Кревельд отмечает, что процесс, в ходе которого классическое государство лишится своей монополии на вооруженное насилие в пользу организаций иного рода, будет носить постепенный и зигзагообразный характер. Скорее всего, он будет сопровождаться политическими потрясениями, подобными тем, что начались в Европе в период Реформации. В этой связи автор делает интересное замечание относительно США, представляющих большое мультирасовое общество. Если в ближайшее время не остановить спад американской экономики, то однажды может прийти день, когда «преступность, свирепствующая на улицах Нью-Йорка и Вашингтона, смешиваясь с расовыми, религиозными, социальными и политическими конфликтами, может разрастись в конфликт низкой интенсивности и полностью выйти из-под контроля». Это же касается и объединенной Европы, где растет число жителей неевропейского происхождения, исповедующих не христианство, а другие религии.
«Если государство не может успешно защитить себя от внутренних и внешних конфликтов низкой интенсивности... то очевидно, что у него нет будущего», - таков неутешительный вывод автора. В этом умозаключении он, безусловно, прав. Ван Кревельд верно подмечает, что важнейшим требованием, которому должно отвечать любое политическое сообщество, является обеспечение защиты своих граждан. И вряд ли то сообщество (и его лидеры), которое не способно защитить своих граждан, сможет обеспечить сохранение их преданности и, как следствие, просуществовать долго.
Известно, что своему возвышению в Новое время современное классическое государство обязано в основном своей большей военной эффективности по отношению к другим социальным организациям. Утрата этой эффективности в условиях конфликтов низкой интенсивности, где традиционным армиям приходится противостоять разного рода неправительственным вооруженным структурам, чревата подрывом авторитета самого государства как социального института в глазах населения и его замене другими формами самоорганизации и самозащиты общества.
РАСПРОСТРАНЕНИЕ
спорадических «мелкомасштабных войн» приведет, по мнению ван Кревельда, к видоизменению регулярных армий, уменьшению их численности и в конце концов к их полному исчезновению. Когда это произойдет, повседневные заботы по защите общества от угрозы конфликтов низкой интенсивности перейдет к бурно развивающемуся сегодня охранному бизнесу, а регулярные войска переродятся в полицейские отряды и милиционные формирования…
Ван Кревельд прав, когда замечает, что чрезвычайно сложно будет предвидеть точное направление перемен, которые ожидают человечество. Наше положение сравнимо с положением жителей Римской империи, пытавшихся в эпоху ее заката предсказать, какими будут Средние века. Но нынешние тенденции свидетельствуют, в частности, о том, чторелигиозные взгляды, верования и фанатизм будут играть все более существенную роль в мотивации вооруженных конфликтов,
чем в последние три столетия, по крайней мере на Западе.
В связи с этим в книге указывается на ислам как самую быстро развивающуюся в мире религию. «Люди во многих уголках земного шара, включая представителей ущемленных социальных групп в развитых странах, находят ислам привлекательным именно по причине того, что он подразумевает готовность воевать», утверждает автор. Но, с его точки зрения, если «воинственность одной религии будет по-прежнему возрастать, почти наверняка это приведет к тому, что этому примеру волей-неволей последуют другие религии». При таком развитии событий людям придется защищать свои идеалы, образ жизни и само физическое существование, и «они будут способны сделать это, только находясь под стягом какой-то великой и сильной идеи».
В общем-то это так, но надо заметить, что Господь для основных традиционных религий мира - буддизма, христианства и ислама – это все же Бог любви, а не войны.
ПРЕДСТАВЛЯЕТСЯ,
что знакомство с книгой Мартина ван Кревельда было бы полезно политикам, дипломатам, профессиональным военным и экспертам в области национальной безопасности. В предисловии к ее русскому изданию председатель Комитета Совета Федерации по промышленной политике Валентин Завадников, являющийся председателем Редакционного совета, отмечает, что «в нашей стране на протяжении последних полутора десятилетий в центре общественного внимания постоянно находятся реформа Вооруженных Сил, судьбы оборонной промышленности в новых хозяйственных условиях и другие аналогичные темы. К сожалению, нередко дискуссии по ним оказываются в значительной степени контрпродуктивными». Споры о военной реформе сводятся «либо к изменению принципа комплектования, либо к увеличению бюджетного финансирования. Обсуждение будущего оборонной промышленности зачастую ограничивается вопросами конверсии, экспорта и величины государственных расходов на оборону».
Но все эти вопросы - комплектования, вооружения, материально-технического снабжения и т.п., справедливо указывает В. Завадников, вторичны по отношению к более фундаментальным проблемам.
Прежде всего следует постараться спрогнозировать облик войн будущего.
Этой цели и служит издание книги Мартина ван Кревельда на русском языке.
P.S.
Представляется, что книге Мартина ван Кревельда, несмотря на ее многие достоинства, присущ и один весьма существенный недостаток. Автор все же недооценил возможной степени влияния научно-технического прогресса на военное дело в периоды скачкообразного перехода к качественно новым технологиям. Речь в первую очередь идет о нанотехнологиях, открывающих огромные перспективы в плане создания новых систем вооружения. Впрочем, не будем забывать, что работа ван Кревельда увидела свет в 1991 году, когда нанотехнологии казались для неспециалистов перспективой довольно далекого будущего.
Но жизнь порой обгоняет самые смелые фантазии. Известно высказывание Дэвида Джеримайя (David E. Jeremiah), бывшего члена Объединенного комитета начальников штабов вооруженных сил США, заявившего еще в 1995 году: «Нанотехнологии способны радикально изменить баланс сил в большей степени, чем даже ядерное оружие». Разработки ученых показывают, что компактные источники энергии значительно улучшат возможности боевых роботов, огнестрельное оружие обретет большую эффективность благодаря самонаводящимся пулям, а аэрокосмическая техника будет изготовляться с минимумом металла, из-за чего обнаруживать ее с помощью радаров окажется намного сложнее…
Иностранные аналитики указывают, что нанотехнологии вскоре приведут к миниатюризации систем вооружения, прежде всего средств нападения, которые станут буквально невидимыми для человеческого глаза. Как утверждает Том Маккарти в своей статье «Молекулярная нанотехнология и миропорядок», использование нанотехнологий в производстве вооружений приведет к принципиальным изменениям в военном деле и способах ведения войны. Появится, например, возможность создавать боевые устройства размером с маленькое насекомое, способное самостоятельно находить военнослужащих или мирных жителей и впрыскивать им смертоносные яды…
В ходе военных действий вооруженные силы будут стремиться уничтожать в первую очередь людей, а не военную технику или промышленные предприятия. Вооружения станет сложно обнаружить из-за их размеров, а промышленное производство благодаря нанотехнологиям можно будет организовать в легко укрываемых лабораториях и в регионах, где нет минеральных ресурсов. Крупные промышленные центры, уязвимые для авиационных и ракетных ударов, уйдут в прошлое. Нанотехнологии приведут к снижению экономического влияния отдельных государств и позволят относительно небольшим сообществам людей, обладающим соответствующими ноу-хау, обрести самодостаточность. Это в конечном счете может способствовать распаду государств, в которых у общества просто отпадет необходимость. Об этом, кстати, предупреждает и Мартин ван Кревельд.
Заметим, однако, что, наверное, иностранные эксперты все же спешат с выводами относительно как возможностей применения нанотехнологий в военном деле, так и судьбы вооруженных сил и самого государства. Но, как говорится, направление мыслей заслуживает внимания.
XX в., за исключенном последней четверти, можно считать веком классических войн. Во введении мы уже писали, что классические? войны XX столетия предполагали хоть какое-то разделение на фронт и тыл, на воюющих и невоюющих, на период мобилизации и период восстановления, мирного строительства. В современном мире этой разницы не существует. На смену альтернативе «война или мир» пришло всеобщее состояние войны. не отличимой от мира, и состояние мира, не отличимого от воины (мир как война).
Различие существует лишь между государствами и коалициями государств, осуществляющими планомерную, постоянную, процессуальную тотальную агрессию, войну, и теми, кто окончательно сдался на милость победителя. Война просочилась во все общественные отношения современного общества, стала перманентной и всеобщей, обернулась социальным механизмом, жестоким правилом, пронизав социальные институты, международные и внутринациональные отношения. Война в эпоху демократии стала всеобщей, тотальной и всесферной.
Применительно к современности утверждение Клаузевица о «войне как о продолжении государст венной политики иными средствами» является неполным. Современная политика имееттенденцию становиться инструментом Большой войны, войны, разрушающей прежнюю геополитическую структуру мира и создающей новые социально-политические реалии. Большая война в силу неизбежности ее перехода к тотальным формам начинает командовать и управлять миром, подчинять политику. Современная война втягивает в себя весь социум, всю нацию, делая каждого в какой-то степени мобилизованным — ив военное, и мирное время.
Связано это с тем, что целью войны выступает не захват какой-то части «жизненного пространства» противника, безоговорочная капитуляция и свержение его власти, как это было, например, во Второй мировой войне или войнах XX в. Отныне цель войны — полная аннигиляция политической власти, а заодно и государственности, бытия нации, экономики и культуры страныпротивника. Стратегия современной войны — это полностью растворить государственность, политическую и экономическую структуру противника, обессмыслив тем самым действия его вооруженных сил (армии, флота, ядерного оружия).
Именно эти политические, экономические «ракеты» и «бомбы», «мыслительные танки» являются подлинным оружием войн нового поколения, включая тотальную информационную, идеологическую обработку населения. Фундаментальную теорию современной войны и войн будущего разработал бывший полковник российского Генштаба, профессор Евгений Эдуардович Месснер (1891 — 1974). Он обобщил опыт многочисленных локальных войн и конфликтов, проявления терроризма и политического экстремизма, опыт «войны нервов», квазивойн и выдал синтез всего проделанного в виде понятия мятежевойны.
«Мятсжевойна» вносит существенные изменения в традиционные военные понятий: «фронт», «линия фронта», «стратегия» и т.д. В минувшие войны линия фронта разделяла врагов, воюющие армии. В мятежевойне воюют не на линии, а на всей поверхности территорий обоих противников, потому что позади окружного фронта возникнут фронты политический, социальный, экономический, духовный и др.: борьба идет и в ментальном пространстве, где психика воюющих народов является четвертым измерением войны. Политика, стратегия мятежевойны есть искусство объединять людей и сталкивать их друг с другом. Важнейшими задачами в мятежевойне являются объединение своего парода и привлечение на свою сторону части народа враждующего государства. Мятсжевойна — это своеобразная война всех против всех, причем врагами могут оказаться собственные соплеменники. Стратегия мятежевойны имеет своей перманентной и тоталитарной задачей «взять в полон» вражеский парод нс физически, а психологически. Задача психологическою воевания заключается во внесении паники в душу врага и в сохранении духа своего войска и народа.
Полезна не только паника у врага, но и его недоверие к руководителям государства, сомнения в собственных силах, взглядах, чувствах. Главное — сбить народ противника с его идейных позиций, внести в его душу смущение и смятение, уверить в победности наших идей и, наконец, привлечь его к нашим идеям. Все это делает управление мятежевойной весьма трудным стратегическим искусст вом. По существу, Е.Э. Месснер отразил все измерения современной войны. Война носит теперь другой характер; для уничтожения противника используются не только «огневые» средства, но и непрямые действия, информационное противоборство, участие наряду с регулярными также нерегулярных вооруженных формирований, наемников.
Эта война уже сегодня просматривается за миротворческими, гуманитарными, контртеррористическимн и иными спецоперациями, экономическим и информационным подавлением противника, действиями криминалитета, террористов, громкими убийствами. В XXI в. ожидается значительное сокращение разновидностей контактных войн.
Однако надо полагать, что большинство экономически развитых стран будут продолжать вести информационные и экономические войны, одновременно осуществлять подготовку и использование вооруженных сил для ведения бесконтактных, дистанционных войн с применением высокоточного оружия. Не исключено, что агрессор, готовый вести бесконтактную войну с любым государством па нашей планете, может прикрываться решениями ООН, Сонета Безопасности, ОБСЕ, связанными с необходимостью борьбы с международным терроризмом, а то и вопреки их решениям, и силовыми методами решать свои национальные и геополитические проблемы. Локальные войны начального периода XXI в. нередко могут носить характер специальных операций, действий по свержению неугодных режимов.
Они вполне вероятно будут вестись наиболее развитыми странами как контактным, так и бесконтактным способом. Вероятно, для проведения военных действий будут создаваться также коалиционные группировки войск подвидом многонациональных сил. Их результатом могут стать и смена политического строя, системы экономики в побежденной стране, и навязывание нужных победителю решений во внутренней и международной политике и т.п. Принципиальная роль ядерного оружия была и остается в обеспечении сдерживания любого потенциального противника или посягательства на его жизненные интересы. Данная роль сохранится и пока ядерное оружие будет оставаться «высшим инструментом» вооруженных сил. Однако это нс означает, что его роль совсем нс изменится. Учитывая уникальную разрушительную мощь ядерного оружия, важно, чтобы эволюция его роли в обеспечении национальной безопасности пошла по понижающей. Современная политика, идеология применения военных ядерных систем это политика и идеология устрашения, политика сдерживания.
Следует особо отметить, что новая философия современной войны находит свое выражение в концепции бесконтактных войн, в ходе которых «расовополноценные» просто уничтожают (с воздуха, на расстоянии, из космоса) «неполноценную человеческую массу», в которой агрессор видит демонов терроризма, нарушения принципов демократии и прав человека, демонов непослушания мировому гегемону и т.п. Если бы еще лет 20-30 назад сторонники новой военной философии взялись озвучивать свои аргументы, мир был бы просто предельно изумлен и шокирован. Концепция равной, коллективной, симметричной безопасности недавно считалась чем-то само собой разумеющимся. И как можно бомбить страну только за то, что она претендует иметь такое же вооружение, которое уже заимели многие страны? Как можно подходить к странам с разными стандартами, запрещая одним то, что считается нормальным для других? Собственно, третья, горячая мировая война и начата США как война, направленная на разоружение несостоявшихся государств if режимов, на сокращение нсизбранных народов. Отсюда — превентивные военные меры, превентивное военно-промышленное разоружение всех недемократических режимов. Из этого же прямо вытекает доктрина превентивных ракетных ударов, превентивной войны.
Стратегически планируемому мировому конфликту непременно будет сопутствовать гуманитарная катастрофа, затрагивающая сами основы так или иначе сложившегося на планете человеческого взаимопонимания и взаимонризнания. Мобилизованные в военных целях политологи, культурологи и антропологи найдут в облике «русских» и «азиатов» скрытые источники опаснейших цивилизациопиых и генетических отклонений, которые надо устранить для «процветания рода человеческого». Ряд изменившихся представлений о войне даст концепция Мартина ван Кревельда — одного из наиболее авторитетных аналитиков современной войны. Свои взгляды на войну он изложил в изданной в 1991 г. книге «Трансформация войны»1. В данной книге ставится задача описать новую систему взглядов на теорию войны, отличную от системы Клаузевица, и в то же время попытка заглянуть в будущее войн. В соответствии с ней война рассматривается как культурно обусловленный вид человеческой деятельности, радикально отличный от производственной или экономической сферы. Будучи явлением культуры, война органически вписывается в структуры современного общества. Современная ситуация, согласно этой концепции, связана с фундаментальными сдвигами в социокультурных особенностях вооруженных конфликтов. Мартин ван Крсвельд в своей книге «Трансформация войны» пишет: «Бессмысленно спрашивать, зачем люди едят или зачем они спят. Война в определенном смысле является не средством, а целью».
Ван Кревельд предсказывал, что войны будущего будут, таким образом, не классическим «продолжением политики», а своеобразной формой существования человеческого общества. Классические представления о войне по Клаузевицу сосгоят в том, что «игроками» в войне выступают народ, армия, правительство. По мнению М. ван Кревельда, сущность войны начала изменяться по мере того, как «отмирал» институт государства («нации-государства»), а негосударственные структуры стали проявлять себя в качестве активных «игроков» на мировой арене.
В конце XX в. в «игру» вступили новые «актеры агрессии» частные военные компании, политические и иные организации, финансово-экономические и бизнес-корпорации, преступные организации и наркокартели. Вооруженные конфликты представляли собой уже нс классическое столкновение на поле боя двух армий, а кровопролитные вспышки насилия и агрессии.1 В эпоху холодной войны появился термин «квазивойны» (от лат. gufsi — якобы, как будто). «Квази» также означает «почти», «близко». Квазивойны — это организация и поддержание международных, дипломатических, экономических, культурных отношений таким образом, когда агрессивная сторона добивается своих стратегических целей, не вступая в кровавый вооруженный конфликт. В квази войнах воюют не люди, нс орудия, а информация, идеи, деньги (хотя последние приводятся в движение людьми). Но для того чтобы успешно вести «квазивойны» (информационные, экономические, культурные и др.), необходимо убедить граждан воюющих стран и мировое сообщество в том’, что у них есть враги, посягающие на самое святое — веру, ценности, идеалы, образ жизни.
В этом направлении мощно работал пропагандистский, идеологический аппарат США, прежде всего средства массовой информации (СМИ), делая из СССР «империю зла», «страшилище тоталитаризма». Современная война имеет неупорядоченный характер и скрытно упорядоченный, сетевой характер, и потому в ней сложно воевать регулярным силам, ориентированным на упорядоченный, классический тип войн. Огромная роль в современной войне отводится армии наемников. Поскольку новая армия наемников не носит официального, открытого характера, то эта стратегия ее действий во многом ориентирована на тайные, диверсионные операции, словно Цигун для похудения .
Специфика нынешней войны заключается в том, что она ведется не только традиционными вооруженными средствами, но и нетрадиционными и невооруженными, например политическими, экономическими, информационными, духовными, которые оказываются намного эффективнее и сокрушительнее. С позиций этого подхода, критерием войны являются не средства, а достигнутые цели, сопоставимые с целями, которые обычно преследуются в ходе традиционной войны. Это, как правило, уничтожение, разграбление, смена режима и оккупация. на современном этапе эти цели могут быть достиi путы без применения оружия. Современная война тотальна и направлена на полное разрушение системы традиционной государственности и традиционных религий, прежде всего Православия и Ислама. Стратегические цели войны — создать на обломках разрушенной в результате войны государственности глобальное государство, новый мировой порядок. «Верховным главнокомандующим» здесь выступает глобальная элита." Таким образом, изменения, происшедшие в современной войне, касаются ее целен, характера, субъектов ее ведения (это глобальное и транснациональное руководство и глобальная армия) и ее разнообразных стратегий.
Добреньков В.И., Агапов П.В. Война и безопасность России в XXI веке.
Факт продовольственного дефицита в годы Первой мировой войны широко известен даже не специалистам-историкам. Именно недостаток продовольствия наряду с рядом других факторов стал причиной революционных выступлений в Петрограде в 1917 году. В советские годы эта тема была очень популярна у исследователей, так как на этом примере раскрывалась «провальность антинародной политики царизма». В этой статье мы попытаемся разобраться в причинах сильнейшего продовольственного кризиса, поразившего Российскую империю в годы Великой войны, и сравнить царскую экономическую политику с политикой других воюющих стран.
Бытует мнение о том, что причиной кризиса стал неурожай. Однако это не соответствует действительности. Интересна книга эсера Н.Д.Кондратьева «Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции», известного экономиста, в честь которого определенные экономические циклы названы «длинными волнами Кондратьева». Переизданная лишь в 1991 г., она является прекрасным источником, иллюстрирующим ситуацию с сельским хозяйством в России. Разгромный для русской армии 1915 год был наиболее урожайным за довольно большой период времени. Урожайность стала снижаться лишь с 1917 г. Напомним, что Россия была наряду с США главным экспортером зерна в мире.
Таким образом, мы не можем назвать причиной продовольственного кризиса уменьшение объемов сельскохозяйственной продукции. В той же книге приводятся данные анкетирования населения, проводившегося в сентябре 1915 г., в ходе которого 75,8 % городского населения заявило о нехватке продуктов и перебоях с поставками. Это происходило на фоне даже избыточного объема хлеба в стране. Исходя из совокупности данных, можно прийти к выводу о том, что кризис начался в России с 1914 г. Нет никаких оснований предполагать, что февральский кризис с хлебом в Петрограде явился обособленным явлением, а не следствием развивающегося процесса.
Корреляция возникновения нужды в городах с урожаями прослеживается нечетко либо отсутствует. Это может свидетельствовать не о недостатке зерна, а о расстройстве системы распределения продуктов — в данном случае, хлебного рынка.
Одной из реальных причин кризиса в сельском хозяйстве стала массовая мобилизация, прошедшая в стране в августе – в разгар уборочного сезона. Деревня лишилась в первый же год войны 7,5 млн.работников, все железные дороги были забиты составами с солдатами и вооружением, что создавало серьезные препятствия на пути поставок продовольствия в города. Именно нехватка рабочих рук стала первой и основной причиной продовольственного кризиса и дефицита в годы войны. Это неизбежно вело к сокращению посевов и сбора зерновых. К концу войны до трети хозяйств испытывали недостаток работников.
Отправка русских солдат на фронт. 1914 г.
Однако читатели должны понимать, что в России того времени существовало два типа хозяйств — крестьянские и частновладельческие. Первые были ориентированы на прокорм только себя, а вторые – на продажу продукции. В ходе войны крестьянские хозяйства увеличивают посевные площади, чтобы хоть как-то выжить, помещичьи же и кулацкие хозяйства не были приспособлены к тяжелым условиям и, наоборот, сократили посевы, так как денег стало гораздо меньше. Именно сокращение производства в помещичьих латифундиях и стало одной из причин кризиса поставок продовольствия, потому что в 1913 г. они давали 75 % хлеба в стране. Нет рынка – нет смысла выращивать.
Какие еще факторы способствовали ухудшению ситуации? В их числе можно назвать малую пропускную способность железных дорог в стране. В военных условиях приоритет практически всегда отдавался составам с вооружением, в то время как поезда с продовольствием, предназначенным для той же армии, вынуждены были простаивать на станциях долгое время. Большинство составов, отправившееся на фронт, так и не вернулось обратно, что повлекло за собой еще более тяжелые последствия.
Первые два года войны были еще терпимы. Запас прочности экономики империи постепенно иссякал и с осени 1915 года прослеживаются более сильные проявления кризиса.
1916 год считается началом полномасштабного продовольственного кризиса. Предыдущий год, ознаменовавшийся крупным отступлением русской армии, потерей ряда регионов на западе страны, дополнительной мобилизацией не мог пагубно не отразиться на и без того плачевном состоянии экономики. Транспортная проблема достигает своего пика, начинаются перебои в движении поездов даже в районах, удаленных от театра военных действий. К примеру, в январе и феврале на неделю в каждом месяце прекращалось сообщение между Москвой и Петроградом, что объясняется переброской большей части составов на линию фронта.
Наглядно ситуацию иллюстрируют статистические данные, представленные Московской городской управой 1 марта названного года. С декабря 1915 по февраль 1916 г. Поступление ржи и пшеницы уменьшается втрое, с мясом дела также обстояли крайне тяжело. Эти условия побудили установить летом того же года твердые цены на мясо и скот.
В конце 1916 г. царское правительство в условиях катастрофической ситуации с поставками продовольствия вынуждено пойти на необычные меры – введение продразверстки. Под этим термином понимается разверстывание, то есть распространение по стране нормативов сдачи хлеба и другой сельскохозяйственной продукции. Кроме того, государство в таком случае вводит твердые цены на хлеб, что противоречит интересам производителей, которые, естественно, хотели продать зерно подороже.
В общественном сознании термин «продразверстка» ассоциируется прежде всего с большевистской политикой в период «военного коммунизма».
Продразверстка в конце 1916 года
На губернии были наложены заведомо невыполнимые обязательства. Так, Воронежская губерния должна была сдать за восемь месяцев с начала продразверстки (со 2-го декабря 1916 г.) около 50 млн.пудов зерна, в то время как в мирное время губерния производила максимум 30 млн.пудов в год. Попытки лишить крестьян последних запасов натолкнулись на случаи массового неповиновения, утаивания запасов. Даже черноземная губерния не могла себе позволить такое, не говоря уже о менее плодородных регионах.
Длившаяся всего несколько месяцев политика более жесткого сбора продовольствия потерпела полный крах. Председатель Государственной Думы М.В. Родзянко перед самой революцией написал императору:
«Разверстка, предпринятая министерством земледелия, определенно не удалась. Вот цифры, характеризующие ход последней. Предполагалось разверстать 772 млн пудов. Из них по 23 января было теоретически разверстано: 1) губернскими земствами 643 млн пуд., т. е. на 129 млн пудов менее предположенного, 2) уездными земствами 228 млн пуд. и, наконец, 3) волостями только 4 млн пуд. Эти цифры свидетельствуют о полном крахе разверстки…»
Результаты продовольственного кризиса зимой 1916/17 гг. хорошо известны. Страшная нехватка продовольствия охватила не только Петроград, но и всю страну. Данные свидетельствуют о том, что во многих районах в магазинах не было даже черного хлеба. В начале 1917 г. Городской голова Саранска просил прислать из Петрограда ржаной муки. На телеграмме другой чиновник оставил приписку «Это в Пензенской-то губернии!». Имеется в виду высокая урожайность в губернии до войны.
Но обратимся непосредственно к катастрофической ситуации, наступившей в Петрограде в январе-феврале и приведшей к радикальным переменам. 9 января, в годовщину Кровавого воскресенья, началась стачка 112 предприятий Петрограда, вызванная невыносимыми условиями труда. 14 февраля бастовало более 80 тыс.рабочих столицы. С тех пор стачки и демонстрации не прекращались ни на день. Петроград страдал от неумеренной спекуляции на продукты. Так в конце февраля мешок ржаной муки стоил 120 рублей при новогодней цене в 25 р. Средняя продолжительность нахождения в очереди возросла до 3-4 часов. Вознаграждением за простой на морозе был зачастую хлеб очень низкого качества с добавлением разных сомнительных ингредиентов.
Газета «Копейка» от 5 февраля пишет, что «решено на Масленой неделе на 1-й, 4-й и 7-й неделях поста совершенно прекратить продажу мяса для населения и отпускать его лишь лазаретам. Для питания населения выпущена на рынок рыба». Та же газета докладывает 10 февраля, что «кризис немного ослабел». Под этим подразумевается, что в центральных районах города хлеба стало больше, зато за Невой доходило до драк покупателей с продавцами из-за продуктов. Ситуация неизбежно приближалась к своей развязке.
Хлебная очередь в Петрограде в 1917 г.
Попытки решить проблему снабжения были продолжены Временным правительством, которое ввело 25 марта хлебную монополию, означавшую полное изъятие всех запасов хлеба, которые оставались в руках крестьян. Эти вынужденные необходимые меры неизбежно вели к обострению и так непростой социальной обстановки в стране, в письмах крестьян в Петроград отчетливо прослеживается сильнейшее недовольство и осознание того факта, что другие слои населения несут гораздо менее тяжелые повинности, особенно после Февраля. Многие жители деревни опасались того, что это приведет к расколу и гражданской войне в стране, в чем были недалеки от истины.
Необходимо обратиться к опыту других воюющих стран как союзных, так и враждебных России. Существует устоявшееся мнение о большой схожести развития кризиса в Германии и России. Несмотря на более сильную экономику и промышленное развитие, страна, развязавшая мировую войну, испытывала гигантские трудности в плане продовольственного снабжения.
Разрыв внешнеэкономических связей и фактическое нахождение во враждебном окружении со всех сторон привели уже в 1915 г.к резкому снижению норм потребления основных продуктов: житель Германии получал тогда 250 г.хлеба в день. Это даже меньше, чем в России, где такой жесткий дефицит наступит через год с лишним. В остальном Россия и Германия испытывали одинаковые трудности: мобилизовано до 10 % населения; на продовольственный кризис наложился жесткий аграрный; самая голодная зима была 1916/1917 гг., она получила название «брюквенной» из-за питания исключительно овощами; война привела к революции и свержению строя. Аграрная страна, кормившая зерном всю Европу и индустриальная Германия, закупавшая сельскохозяйственную продукцию за рубежом оказались в одном положении.
Англия интересна тем, что кризис там отличался от российского и германского в силу другого типа экономики и островного положения. Огромные деньги ушли на конвоирование судов с продовольствием. Правительство выпускало колоссальное количество денежных знаков, что, естественно, привело к страшной инфляции и тяжелому положению в стране на ближайшие 10 лет.
Таким образом, опыт России не был уникальным, с подобной проблемой столкнулись почти все воюющие стороны. А мы можем выделить основные причины возникновения аграрного и продовольственного кризиса в России:
- Массовая мобилизация крестьян в действующую армию;
- Резкое сокращение поставок хлеба из частновладельческих хозяйств;
- Транспортный хаос
- Спекуляция, непродуманность организации снабжения.
О продовольственном кризисе, разразившемся в годы Первой мировой войны в России, нам известно по преимуществу как о перебоях с поставками хлеба в крупных городах, в основном в столице, в феврале 1917 года. Существовали ли подобные проблемы ранее и сохранились ли они позже? Если дальнейшим усилиям Временного правительства по снабжению городов продуктами первой необходимости просто уделяется мало внимания, то работы, посвященные возникновению и развитию продовольственного кризиса в царской России можно пересчитать по пальцам.
Закономерным результатом такого бессистемного подхода является представление о внезапно возникших перебоях в феврале 1917 и полном крахе снабжения и разрухе после Октябрьской революции как о разных, не связанных между собой явлениях. Что, конечно, оставляет широкое пространство для самых крайних, подчас совершенно конспирологических трактовок. Автору доводилось читать ряд работ, где доказывалось, что "хлебный бунт" в Петрограде зимой 1917 года явился результатом заговора, умышленного создания дефицита с целью вызвать народные волнения.
В действительности продовольственный кризис, вызванный рядом как объективных, так и субъективных причин, проявился в Российской империи уже в первый год войны. Фундаментальное исследование рынка продовольствия этого периода оставил нам член партии эсеров Н.Д.Кондратьев, занимавшийся вопросами продовольственного снабжения во Временном правительстве. Его работа «Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции» была издана в 1922 году тиражом в 2 тыс. экземпляров и быстро стала библиографической редкостью. Переиздана она была лишь в 1991 году, и сегодня, благодаря массиву приведенных Кондратьевым данных, мы можем составить впечатление о процессах, происходивших в империи в период с 1914 по 1917 гг.
Материалы анкетирования, которое проводило "Особое совещание" по продовольствию, дают картину зарождения и развития кризиса снабжения. Так, по результатам опроса местных властей 659 городов империи, проведенного 1 октября 1915 года, о недостатке продовольственных продуктов вообще заявили 500 городов (75,8%), о недостатке ржи и ржаной муки - 348 (52,8%), о недостатке пшеницы и пшеничной муки - 334 (50,7%), о недостатке круп - 322 (48,8%).
Материалы анкетирования указывают общее число городов в стране - 784. Таким образом, данные "Особого совещания" можно считать наиболее полным срезом проблемы по Российской империи 1915 года. Они свидетельствуют, что как минимум три четверти городов испытывают нужду в продовольственных товарах на второй год войны.
Более обширное исследование, также относящееся к октябрю 1915 года, дает нам данные по 435 уездам страны. Из них о недостатке пшеницы и пшеничной муки заявляют 361, или 82%, о недостатке ржи или ржаной муки - 209, или 48% уездов.
Таким образом перед нами черты надвигающегося продовольственного кризиса 1915-1916 гг., который тем опаснее, что данные обследования приходятся на осень - октябрь месяц. Из самых простых соображений понятно, что максимальное количество зерна приходится на время сразу после сбора урожая - август-сентябрь, а минимальное - на весну и лето следующего года.
Рассмотрим процесс возникновения кризиса в динамике - определим момент его возникновения и этапы развития. Другое анкетирование дает нам результаты опроса городов по времени возникновения продовольственной нужды.
По ржаной муке - базовому продукту питания в Российской империи - из 200 прошедших анкетирование городов 45, или 22,5% заявляют, что возникновение недостатка пришлось на начало войны.
14 городов, или 7%, относят этот момент на конец 1914 года.
Начало 1915 года указали 20 городов, или 10% от общего числа. Дальше наблюдаем стабильно высокие показатели - весной 1915 года проблемы возникли в 41 городе (20,2%), летом в 34 (17%), осенью 1915-го - в 46, или 23% городов.
Аналогичную динамику дают нам опросы по недостатку пшеничной муки - 19,8% в начале войны, 8,3% в конце 1914-го, 7,9% в начале 1915 года, 15,8% весной, 27,7% летом, 22,5% осенью 1915 года.
Опросы по крупам, овсу и ячменю показывают аналогичные пропорции - начало войны приводит к недостатку продуктов примерно в 20 процентах опрошенных городов, по мере того, как первые истерические реакции на начало войны стихают, к зиме замирает и развитие продовольственного кризиса, но уже к весне 1915 года происходит резкий всплеск, стабильно нарастающий далее. Характерно, что мы не видим снижения динамики (или видим крайне незначительное снижение) к осени 1915 года - времени сбора урожая и максимального количества зерна в стране.
Что означают эти цифры? В первую очередь они свидетельствуют, что продовольственный кризис зародился в России с началом Первой мировой войны в 1914 году и получил свое развитие в дальнейшие годы. Данные опросов городов и уездов в октябре 1915 свидетельствуют о перетекании кризиса в 1916 год, и далее. Нет никаких оснований предполагать, что февральский кризис с хлебом в Петрограде явился обособленным явлением, а не следствием все развивающегося процесса.
Интересна нечеткая корреляция возникновения нужды в городах с урожаями, или отсутствие таковой. Это может свидетельствовать не о недостатке зерна, а о расстройстве системы распределения продуктов - в данном случае, хлебного рынка.
Действительно, Н.Д. Кондратьев отмечает, что зерна в период 1914-1915 гг. в стране было много. Запасы хлебов, исходя из баланса производства и потребления (без учета экспорта, который практически прекратился с началом войны), он оценивает следующим образом (в тыс. пуд.):
1914-1915 гг.: + 444 867,0
1915-1916 гг.: + 723 669,7
1916-1917 гг.: - 30 358,4
1917-1918 гг.: - 167 749,9
Хлеб в России, таким образом, был, его было даже больше, чем требовалось, исходя из обычных для страны норм потребления. 1915 год и вовсе оказался весьма урожайным. Дефицит возникает лишь с 1916 года и развивается в 17 и 18-м. Конечно, значительную часть хлеба потребляла отмобилизованная армия, но явно не весь.
Чтобы получить дополнительную информацию о динамике продовольственного кризиса, взглянем на рост цен на хлеб за этот период. Если средние осенние цены на зерно Европейской России за 1909-1913 годы принять за 100 процентов, в 1914 году получаем рост в 113% для ржи и 114% для пшеницы (данные для Нечерноземья). В 1915 году рост составил уже 182% для ржи и 180% для пшеницы, в 1916 – 282 и 240 процентов соответственно. В 1917 году – 1661% и 1826% от цен 1909-1913 годов.
Цены росли по экспоненте, несмотря на избыточность 1914 и 1915 годов. Перед нами яркое свидетельство либо спекулятивного роста цен при избыточности продукта, либо роста цен в условиях давления спроса при низком предложении. Это вновь может свидетельствовать о крахе обычных методов распределения товаров на рынке – в силу тех или иных причин. Которые мы и рассмотрим подробнее в следующей главе.
Лысков Д.
