МАГИЯ ТВОРЧЕСТВА КАК НОВЫЙ ТИП ЗНАНИЯ
«Наше священное ремесло существует тысячи лет…
С ним и без свету миру светло. Но еще ни один не сказал поэт ,
Что мудрости нет, и старости нет, а, может, и смерти нет».
А.А.Ахматова
С О Д Е Р Ж А Н И Е:
0. Вступление
Магическое и творческое сознание – «близнецы-братья».
Параллельная эволюция магического и творческого сознаний:
Поэтический МИФ и магический РИТУАЛ – сходство и различие:
5. Поэзия и магия как разновидности практического действа
6.Сливающееся с магией инновационное творчество
7. Многополярная Вселенная (поэтические и магические миры):
8. Диалектика противоположных начал:
Добро и зло;
Свет и Тьма;
Жизнь и смерть;
Любовь и ненависть;
Дух и тело;
Слово и Дело;
Внешность и Сущность (содержание и форма).
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
11. Литературные Приложения
ВСТУПЛЕНИЕ
Магическое действо – это призыв из ничего (из параллельных миров) духов на помощь магу, поэтическое творчество – призвание из поэтического воображения поэтических образов, скрывающихся, если не в том же, то в весьма сходном магическом пространстве.
Хорошо сказали об этом Пушкин и Ахматова. У Александра Сергеевича в отрывке «Осень»:
«И забываю мир и в сладкой тишине
Я сладко усыплен моим воображеньем,
^ И просыпается поэзия во мне,
Душа стесняется лирическим волненьем,
Трепещет и звучит, и ищет, как во сне,
Излиться, наконец, свободным проявленьем.
^ И тут ко мне идет незримый рой гостей,
Знакомцы давние, плоды мечты моей.
Ахматова в стихотворении «Поэт»:
Подумаешь тоже работа – беспечное это житье:
Подслушать у музыки что-то и выдать, шутя, за свое.
^ И чье-то веселое скерцо в какие-то строки вложив,
Поклясться, что бедное сердце так стонет средь блещущих нив.
А после подслушать у леса, у сосен, молчальниц на вид,
Пока дымовая завеса тумана повсюду стоит.
^ Налево беру и направо, и даже без чувства вины,
Немного у жизни лукавой и всё – у ночной тишины.
Вопрос на засыпку: «Откуда идут эти образы, где они ранее скрывались?» Традиционно древние отвечали так: «эти слова и образы диктует нам Бог».
Поэты подтверждают эту мысль. Вот, например, Пушкин в «Пророке» получает повеление Бога на творчество:
«Восстань, пророк! И виждь, и внемли, исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли, глаголом жги сердца людей !»
По-другому формулирует те же возможности творца Афанасий Фет:
^ Но, просветленный и немой, овеян властью неземной.
И быть живым, живым и только, живым и только – до конца!
Сформулируем выводы, на которые нас толкает этот стих:
Канал к Акаше требует анонимности, он плохо открывается «людям, знаменитым при жизни»;
Цель творчества – самоотдача, а не шумиха и успех;
Самозванец не получит во владение этот канал, а лишь тот, кто «услышит будущего зов»;
Эффективность канала напрямую связана с неизвестностью творца и его способность не «отличать пораженье от победы»;
Надо только уметь быть собой и не отступаться «ни единой долькой» от своего лица.
Правда, в воззрениях Пушкина и Пастернака есть противоречие: «Как можно, «не отличая пораженье от победы», «быть себе самому высшим судом»? Очевидно, подобное соединенье противоположных начал характерно для специфики поэтической, да и магической, деятельности, в принципе.
Специфику появления в сознании творческих образов разъясняет Анна Андреевна Ахматова в стихотворении «Творчество»:
Бывает так: какая-то истома, в ушах не умолкает бой часов,
Вдали раскат стихающего грома. Неузнанных и пленных голосов
Мне чудятся и жалобы и стоны, сужается какой-то тайный круг,
Но в этой бездне шепотов и звонов встаёт один все победивший звук.
Так вкруг него непоправимо тихо, что слышно, как в лесу растет трав,
Как по земле идет с котомкой лихо. Но вот уже послышались слова
И легких рифм сигнальные звоночки, - тогда я начинаю понимать.
И просто продиктованные строчки ложатся в белоснежную тетрадь.
Но кем продиктованные строчки? - Поэтесса получила в свою очередь время на владение каналом к Акаше, и строчки появляются, как неизвестно кем надиктованные. Сомневаться не приходится: сами мы ничего не сочиняем, – нам или диктуют свыше, или: ничего вообще не получается.
^ Глава вторая: «Параллельная эволюция магического и творческого сознаний »
Культура, опирающаяся на устное слово, реализованное в личной памяти барда или мага;
Культура, опирающаяся на письменные (часто «священные») тексты;
Культура, опирающаяся на все многообразие и совокупность культурных явлений в обществе;
Культура, опирающаяся с одной стороны на духовное слово, основанное на диалоге с Богом, а с другой стороны – на «профанную культуру», заведомо десакрализованную и бездуховную, приводит к разрыву «тела культуры», характерному для современности.
Безусловно, разрыв «тела культуры» является свидетельством назревающего кризиса культуры , точно также, как её целостность есть свидетельство способности адаптироваться к происходящим изменениям.
Оказалось, что такое зыбкое основание довольно прочно: по некоторым данным десятки тысяч лет память магов и бардов могла служить надежной культурной основой существования различных социумов. И социум был стабилен, правда, и роль поэтов в них была другая: они могла своим словом останавливать любые битвы и столкновения интересов между различными племенами. Они были высшими носителями истины, к ним прислушивались по всем вопросам Бытия.
Другое дело, что владение «небесными словами» делало их «посланцами небес», и потому давало такую власть над людьми. Владение «Божественной искрой таланта», а другими словами, «магическим каналом силы», которое с такой широтой показано в работах Карлоса Кастанеды, страшило людей и выделяло «посланцев небес» из обычной человеческой среды. Были ли они в действительности посланцами Небес? Не вызывает сомнений, что отдельные личности из них таковыми вполне могли быть. История сохранила нам их имена в ряду не столько магов, сколько религиозных пророков и проповедников, оставивших после себя «космические послания».
Они есть почти в каждой культуре. В особенности они стали популярны, после появления письменности. В древности, когда говорили «книга», имели в виду, по крайней мере, в христианском регионе, только одну книгу – Библию.
Поэты не могли обойти стороной это обстоятельство, например, Вильям Шекспир:
Как тот актер, который, оробев, забыл слова давно знакомой роли,
Как тот безумец, что, впадая в гнев, в избытке сил теряет силу воли,
Так я молчу, не зная, что сказать, не от того, что сердце оробело, - -
Нет, на мои уста кладет печать моя любовь , которой нет предела.
Так пусть же Книга говорит с тобой, пускай она, безмолвный мой ходатай,
Идет к тебе с признаньем и тоской, и безусловной требует расплаты…
Поймешь ли ты слова любви немой, услышишь ли глазами голос мой?
(Сонет № 25)
Конечно, интерпретация образа «книги» у Шекспира шире, чем просто Библия, но и этот аспект также имеет место быть.
В любом случае культура последующего периода опиралась на «священные тексты, ибо в развитии каждой национальной культуры определяющую роль играли национальные религии, имеющие в своем основании некий фундаментальный «священный текст», специфичный для любой религии. (Библия, Авеста, Коран, Веды, Книга перемен и т.д.)
Маги и волшебники европейского Средневековья, равно как и средневековые поэты, не представляли своего творчества вне христианской традиции, пока Церковь не подвергла любую магию остракизму, сделав её после «периода охоты на ведьм» «сатанинским явлением».
То, что при этом погибли тысячи невинных жертв, что был понижен статус самой Церкви, оказалось весьма уязвимым для дела Церкви, прежде всего, в глазах самого христианского Бога, основное содержание которого «Любовь».
Дальнейшее развитие культуры привело к тому, что разделенные магическая и творческая традиции вынуждены для поддержания своего статуса опираться на все многообразие современной культуры, находя себе поддержку в разных её ипостасях и фрагментах.
Культура после Возрождения приобрела фрагментационный характер. Потеряв Единство, она превратилась в несистематизированную кучу разных импульсов, тянущих каждый в свою сторону. Для самой культуры это имело печальные последствия, хотя пострадали больше всего магические аспекты культуры. Они ушли в подполье, благодаря чему сатанинское начало в них получило дополнительный толчок для развития. Такова диалектика Бытия: «Места не занятые нами, сейчас же занимает враг!»
По сути, дела этот толчок был санкционирован гонениями Церкви. «Благими намерениями вымощена дорога в Ад». Церковь, конечно, не помышляла о подобном результате. Но, когда дело делается без Любви, результат всегда противоположен: «пойдешь направо, придешь налево»…
Высшие силы не могли оставить это обстоятельство без внимания, поэтому для современного развития творческого начала характерно усиления диалогического характера в творческом процессе. Большинству поэтов (шире – всех творцов) становится понятным, что их дар – это способность войти в диалог с Богом, даже если мы так называем энергоинформационный слой земной оболочки. Но дело не в словах, а в сути.
Хотя для поэтов дело и в словах. Вот что об этом говорит в стихотворении «Слово» Николай Гумилев:
В оный день, когда над миром новым Бог склонял лицо свое, тогда
Солнце останавливали словом, словом разрушали города.
И орел не взмахивал крылами, звезды жались в ужасе к луне,
Если, точно розовое пламя, слово проплывало в вышине.
А для низкой жизни были числа , как домашний, подъяремный скот,
Потому что все оттенки смысла умное число передает.
Патриарх седой, себе под руку покоривший и добро и зло,
Не решаясь обратиться к звуку, тростью на песке чертил число.
НО забыли мы, что осияно только слово средь земных тревог.
И в Евангелии от Иоанна сказано, что это слово – Бог.
Мы Ему поставили пределом скудные пределы естества.
И, как пчелы в ульи опустелом, дурно пахнут мертвые слова.
Магическое слово действительно обладало такой властью, что было способно остановить солнце, как слово Иисуса Навина, и разрушить город.
В «скудных пределах естества», вне импульса к Небу, магическое слово потеряло свой дар, ибо оказалось десакрализованным и не смогло служить каналом связи с Акашей, поскольку не обладало соответствующей магической силой.
В итоге мы имеем дело с разрывом тела культуры, ибо направления развития «сакральных» слов и «профанных» разошлись в противоположные стороны. Подобный разрыв не может пройти бесследно для судьбы человечества. Он породил то, что ныне называется опасностью глобального экологического катаклизма планеты.
3. Глава третья:
^ «ПОЭТИЧЕСКИЙ МИФ И МАГИЧЕСКИЙ РИТУАЛ – СХОДСТВО И РАЗЛИЧИЕ»
А. МИФ И РИТУАЛ:
Есть два типа культур: культура, построенная на ОТКРОВЕНИИ, и культура, построенная на МИФе. Культура ОТКРОВЕНИЯ – это культура, опирающаяся на подлинную помощь Богов. Культура МИФа опирается на псевдооткровение, на информацию, оказывающуюся в итоге либо фальшивой, либо неустойчивой и распадающейся под ударами времени. Таким образом, культура МИФа – это культура, построенная во ВРЕМЕНИ, культура же ОТКРОВЕНИЯ опирается на ВЕЧНОСТЬ. Ритаул – это способ поддержания культуры МИФа. Способом поддержания культуры ОТКРОВЕНИЯ служит священный обряд и личностная молитва.
Эффективность ритуала зависит от точности его исполнения. Эффективность обряда зависит скорее от божественной силы, дарованной его исполнителям. Даже, если они делают в процессе отступления от правил, сам обряд может привести к искомому результату, были бы подходящие исполнители.
Естественно, что должны быть соблюдена мера, ибо при каких-то отступлениях пропадает и весь смысл его творения.
В мифологических культурах строгое следование ритуалу – часть культуры, которая не может быть нарушена ни при каких условиях. По мнению древних носителей мифологического сознания отступления от ритуала должны вызвать гнев и остракизм со стороны богов, который обрушится на головы его плохих исполнителей.
Поэтому «хорошее исполнение ритуалов» стало частью профессии специализирующихся на них исполнителей, превратившихся в ходе развития культуры в священнослужителей.
Многочисленные ритуалы, на которых держалась дописьменная культура древних, по сути дела , служили сакрализации обычаев, издревле сложившихся у тех или иных народов. Хотя в их основе, конечно, лежали глубокие основания, многие их них давно изжили себя, но выполнялись, ибо соответствовали традиции. А в древности культура держалась именно на фундаментальных традициях. Их святость соблюдалась и жрецами и самим народом, ибо всем было ясно, что любые отступления от традиций вызывают не только гнев богов, но и возможный распад социума.
Недаром, о древних обществах говорят, как о «традиционных». Традиция поддерживается потому, что является частью МИФа, а с другой стороны реализуется в освященных ритуалах и обычаях. МИФ, традиция и ритуал – слиты в сознании язычника в некую системную целостность, вне которой он и себя и всю свою жизнь совершенно не представляет.
Ритуалы в древних обществах чаще всего носили групповой характер, но постепенно по мере их сакрализации и подпитки со стороны высших сил, они все больше и больше приобретали личностный характер, наиболее близкий Богу, всегда обладающему подобной спецификой.
Групповые ритуалы со временем превратились в церковные обряды и получили свою жизнь и свое право на существование. Но надо помнить, что наиболее сильными являются все-таки личностные, а не групповые, обряды, прежде всего молитвы, пост, телесное воздержание и т.д.
На наш взгляд, к определенной разновидности молитвы принадлежит и собственное духовное творчество.
Не оттого, что зеркало разбилось,
Не оттого, что ветер выл в трубе,
Не оттого, что в мысли о тебе
Уже чужое что-то просочилось.
Не оттого, совсем не оттого
Я на пороге встретила его.
7 января 1944 года
И в ночи январской беззвездной,
Сам дивясь небывалой судьбе,
Возвращенный из смертной бездны
Ленинград салютует себе.
Inтerieur
Когда лежит луна ломтем чарджуйской дыни
На краешке окна, и духота кругом,
Когда закрыта дверь, и заколдован дом
Воздушной веткой голубых глициний,
И в чашке глиняной холодная вода,
И полотенца снег, и свечка восковая
Горит, как в детстве, мотыльков сзывая,
Грохочет тишина, моих не слыша слов, -
Тогда из черноты рембрандтовских углов
Склубится что-то вдруг и спрячется туда же,
Но я не встрепенусь, не испугаюсь даже…
Здесь одиночество меня поймало в сети.
Хозяйкин черный кот глядит, как глаз
столетий,
И в зеркале двойник не хочет мне помочь.
Я буду сладко спать. Спокойной ночи, ночь.
Ташкент
De profundis… Мое поколенье…
De profundis… Мое поколенье
Мало меду вкусило. И вот
Только ветер гудит в отдаленье,
Только память о мертвых поет.
Наше было не кончено дело,
Наши были часы сочтены,
До желанного водораздела,
До вершины великой весны,
До неистового цветенья
Оставалось лишь раз вздохнуть…
Две войны, мое поколенье,
Освещали твой страшный путь.
Ташкент
Справа раскинулись пустыри…
Справа раскинулись пустыри,
С древней, как мир, полоской зари,
Слева, как виселицы, фонари.
Раз, два, три…
А над всем еще галочий крик
И помертвелого месяца лик
Совсем ни к чему возник.
Ташкент
До мая 1944 года я жила в Ташкенте, жадно ловила вести о Ленинграде, о фронте. Как и другие поэты, часто выступала в госпиталях, читала стихи раненым бойцам. В Ташкенте я впервые узнала, что такое в палящий жар древесная тень и звук воды. А еще узнала, что такое человеческая доброта: в Ташкенте я много и тяжело болела.
Анна Ахматова.
"Коротко о себе"
…В мае 1944 года я прилетела в весеннюю Москву, уже полную радостных надежд и ожидания близкой победы. В июне вернулась в Ленинград.
Страшный призрак, притворяющийся моим городом, так поразил меня, что я описала эту мою с ним встречу в прозе. Тогда же возникли очерки "Три сирени" и "В гостях у смерти" – последнее о чтении стихов на фронте в Териоках. Проза всегда казалась мне и тайной и соблазном. Я с самого начала все знала про стихи – я никогда ничего не знала о прозе. Первый мой опыт все очень хвалили, но я, конечно, не верила. Позвала Зощенку. Он велел кое-что убрать и сказал, что с остальным согласен. Я была рада. Потом, после ареста сына, сожгла вместе со всем архивом.
Анна Ахматова.
"Коротко о себе"
С самолета
На сотни верст, на сотни миль,
На сотни километров
Лежала соль, шумел ковыль,
Чернели рощи кедров.
Как в первый раз я на нее,
На Родину, глядела,
И знала: это все мое -
Душа моя и тело.
Белым камнем тот день отмечу,
Когда я о победе пела,
Когда я, победе навстречу,
Обгоняя солнце, летела.
И весеннего аэродрома
Шелестит под ногой трава.
Дома, дома – ужели дома!
И такая в сердце истома,
Сладко кружится голова…
В свежем грохоте майского грома
Победительница Москва!
Май 1944
ПОСЛЕДНЕЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ
А. Ахматова на писательском собрании. Ленинград. Начало 1946 г.
Еще на всем печать лежала…
Еще на всем печать лежала
Великих бед, недавних гроз,
И я свой город увидала
Сквозь радугу последних слез.
Городу Пушкина
И царскосельские хранительные сени…
Июнь 1944
г. Пушкин
Фонтанный Дом
Лучше б я по самые плечи
Вбила в землю проклятое тело,
Если б знала, чему навстречу
Обгоняя солнце, летела.
Июнь 1944
Ленинград
Перед самым отъездом из Ташкента Анна Андреевна получила от давнего своего друга Владимира Георгиевича Гаршина, профессора медицины и племянника известного писателя, телеграмму с предложением руки и сердца, и даже с вопросом: согласна ли она, при официальном оформлении брака, взять его фамилию. Про себя Анна Андреевна иронически усмехнулась: какие, мол, нежности при нашей бедности и нашем, увы, отнюдь не нежном возрасте (Гаршин был ее ровесником). Однако ответила согласием, снизойдя к вполне понятным амбициям и опасениям "жениха". Но пока невеста добиралась до Ленинграда, в жизни Гаршина, овдовевшего в блокаду, произошло чрезвычайное происшествие: ему приснился вещий сон; в том сне ученому патологоанатому явилась покойница-жена и взяла с него слово не жениться на Ахматовой, не вводить эту ведьму с Лысой горы в их почтенный профессорский дом. Гаршин встретил Анну Андреевну на вокзале, и даже, кажется, с цветами, и тут же поведал о случившемся. Анна Андреевна вновь обосновалась в Фонтанном Доме. Вскоре вернулись из эвакуации и Пунины, но не в прежнем составе: дочь Ирина овдовела (ее мужа, отца Анны-маленькой, убили на войне). Пунин опять женился, вышла во второй раз замуж и Ирина Николаевна. Жизнь Анны Андреевны снова замерла и превратилась в мучительное ожидание возвращения сына с войны. Вообще-то она знала: Гумилевых вражьи пули не берут, иные смерти на роду им написаны, но кто-то при ней ляпнул, что Лев Николаевич воюет в составе смертников, то есть "штрафных". Вопреки суеверному опасению матери, сын вернулся. Живой и невредимый. И даже восстановился на истфаке. Жили они теперь вместе, вдвоем, и даже кое-как сводили концы с концами.
Отстояли нас наши мальчишки…
Отстояли нас наши мальчишки,
Кто в болоте лежит. Кто в лесу.
А у нас есть лимитные книжки.
Черно-бурую носим лису.
До конца мая 1944
Причина отмены твоей поездки ко мне может быть двоякой и заключаться в полном безразличии, либо глубочайшем уважении к моим сединам и работе, чтоб не нарушать творческий процесс, выводя меня из рабочей атмосферы.
Дар поэта невозможно забрать, кроме таланта ему ничего не нужно.
Поэт – гол как сокол, ему дать никто не может и отнять перо не в состоянии. – Анна Ахматова
Великая слава, бесславие – все мною пройдено и состояния одинаковые, два конца жезла или палки, названной жизнью или судьбой.
Никто из современников, как правило, не понимает время и не знает своей эпохи. В первом десятке лет двадцатого столетия даже в укромных уголках не закрадывалась мысль о грядущих коренных переменах, что за порогом эпоха Великого Октября, СССР и первой войны мировой за планетарное господство.
Анна Ахматова: Сцена скрывает человека, эстрада обнажает его самые потайные уголки. Эстрада похожа на плаху или лобное место.
Неуважающие меня не приходят из принципа, а уважающие – из стеснительности. В результате, зал пуст, я одинок.
Всяческие мемуары я считаю фальшивкой. Память человеческая уникальна, но не в состоянии систематизировать и запомнить все, субъективизм присутствует также, поэтому обман неизбежен.
Продолжение цитат Ахматовой читайте на страницах:
Простить измену можно только на словах.
Поэт всегда прав
Занавес – это грань между жизнью и смертью актера.
А та, кого мы музыкой зовем,
Джентельмен никогда не грубит случайно.
За неименьем лучшего названья,
Заглянуть в душу поэта можно только через созданные им образы.
Нет ничего тоскливее, чем копаться в грязи чужих похотей.
Плохие стихи не всегда показатель отсутствия поэтического дара.
Мы не знали, что стихи такие живучие.
Для Бога мертвых нет.
Мы не знали, что стихи такие живучие
Самое скучное на свете – чужие сны и чужой блуд
Понедельник начинается в субботу.
Я была в великой славе, испытала величайшее бесславие – и убедилась, что в сущности это одно и то же
Страшно выговорить, но люди видят только то, что хотят видеть, и слышат только то, что хотят слышать. На этом свойстве человеческой природы держится 90 % чудовищных слухов, ложных репутаций, свято сбереженных сплетен. Несогласных со мной я только попрошу вспомнить то, что им приходилось слышать о самих себе.
Не тот поэт кто создал рифму, а тот, кто строкам жизнь отдал.
Благовоспитанный человек не обижает другого по неловкости. Он обижает только намеренно.
Можно забыть предательство, но обиду никогда.
Будущее, как известно бросает свою тень задолго до того, как войти.
Жить – так на воле, умирать – так дома.
Поэт всегда прав.
Измену простить можно, а обиду никогда.
Лучший способ забыть навек – видеть ежедневно.
Сильней всего на свете лучи спокойных глаз.
Настоящую нежность не спутаешь ни с чем, и она тиха.
Страшно выговорить, но люди видят только то, что хотят видеть, и слышат только то, что хотят слышать. На этом свойстве человеческой природы держится 90 % чудовищных слухов, ложных репутаций, свято сбереженных сплетен. Несогласных со мной я только попрошу вспомнить то, что им приходилось слышать о самих себе
Будущее, как известно, бросает свою тень задолго до того, как войти.
Благовоспитанный человек не обижает другого по неловкости. Он обижает только намеренно
Могла ли Биче, словно Дант, творить,
Или Лаура жар любви восславить?
Я научила женщин говорить…
Но, Боже, как их замолчать заставить!
Настоящую нежность не спутаешь Ни с чем, и она тиха.
Наше священное ремесло
Существует тысячи лет…
С ним и без света миру светло.
А может, и смерти нет.
Жить - так на воле, Умирать - так дома.
Надменнее и проще нас.
Как одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.
Не пытайся для себя хранить
Тебе дарованное небесами:
Мы расточать, а не копить.
Что войны, что чума? - конец им виден скорый,
Но кто нас защитит от ужаса, который
Смерти нет - это всем известно,
Повторять это стало пресно,
Подобно розе, что цветет бездумно,
О, есть неповторимые слова,
Всего прочнее на земле - печаль,
Сильней всего на свете Лучи спокойных глаз.
Любовь всех раньше станет смертным прахом,
Отчаянье, приправленное страхом,
Любовь покоряет обманно
Напевом простым, неискусным.
А та, кого мы музыкой зовем
Спасет ли нас? .
…все, кого ты вправду любила,
Живыми останутся для тебя.
Есть в близости людей заветная черта,
Знаю я, как память коротка.
Жить – так на воле,
Умирать – так дома.
И в мире нет людей бесслезней,
Надменнее и проще нас.
Против кого дружите?
Сильней всего на свете
Лучи спокойных глаз.
Наше священное ремесло
Существует тысячи лет…
С ним и без света миру светло
Но еще ни один не сказал поэт,
Что мудрости нет, и старости нет,
А может, и смерти нет.
Ржавеет золото и истлевает сталь,
Крошится мрамор. К смерти все готово.
Всего прочнее на земле – печаль,
И долговечней – царственное слово.
Тот счастлив, кто среди мучений,
Среди тревог и страсти жизни шумной,
Подобно розе, что цветет безумно,
И легче по водам бегущей тени.
Счастье
все, кого ты вправду любила,
Живыми останутся для тебя.
Есть в близости людей заветная черта
Ее не перейти влюбленности и страсти…
Жить - так на воле,
Умирать - так дома.
И в мире нет людей бесслезней,
Надменнее и проще нас.
…Изгнания воздух горький -
Как отравленное вино.
Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда…
Как одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.
Любовь всех раньше станет смертным прахом,
Смирится гордость и умолкнет лесть.
Отчаянье, приправленное страхом,
Почти что невозможно перенесть.
Любовь покоряет обманно
Напевом простым, неискусным.
Настоящую нежность не спутаешь
Ни с чем, и она тиха.
Наше священное ремесло
Существует тысячи лет…
С ним и без света миру светло.
Но еще ни один не сказал поэт,
Что мудрости нет, и старости нет,
А может, и смерти нет.
Не давай мне ничего на память:
Знаю я, как память коротка
не пытайся для себя хранить
Тебе дарованное небесами:
Осуждены - и это знаем сами -
Мы расточать, а не копить.
А та, кого мы музыкой зовем
За неименьем лучшего названья,
Спасет ли нас?
Жить – так на воле,
Умирать – так дома.
И в мире нет людей бесслезней,
Надменнее и проще нас.
Против кого дружите?
Сильней всего на свете
Лучи спокойных глаз.
У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить.
О, есть неповторимые слова,
Кто их сказал - истратил слишком много.
Против кого дружите?
Ржавеет золото и истлевает сталь,
Крошится мрамор.
К смерти все готово.
Всего прочнее на земле - печаль,
И долговечней - царственное слово.
Сильней всего на свете
Лучи спокойных глаз.
Смерти нет - это всем известно,
Повторять это стало пресно,
А что есть - пусть расскажут мне.
Тот счастлив, кто прошел среди мучений,
Среди тревог и страсти жизни шумной,
Подбоно розе, что цветет безумно,
И легче по водам бегущей тени.
Что войны, что чума - конец им виден скорый,
Им приговор почти произнесен.
Но кто нас защитит от ужаса, который
Был бегом времени когда-то наречен?
Наше священное ремесло
Су
ществует тысячи лет...
С ним и без света миру светло.
Но еще ни один не сказал поэт,
Что мудрости нет, и старости нет,
А может, и смерти нет.
Ахматова А. А.
Леонид Петрович Волков (1870 - 1900) - приамурский поэт, писатель, казачий офицер. Где-то в глубинных тайниках души Леонид Петрович Волков, наверное, все же окрылялся приближенный сходством судьбы своей с судьбой Лермонтова. Но то, что у Лермонтова вылилось, хотя и трагическим, но, смеем думать, скорее, даже наигранным аккордом, для Волкова представлялось, увы, всегдашней обыденностью, житейски тягучей неизбывностью.
Леонид Петрович Волков
Матери лишился в трехлетнем возрасте. А в восемь лет Волков остался круглым сиротой. Знакомство с поэтом Апполоном Майковым помогло ему стать настоящим поэтом. В восемнадцать лет Волков вышел из института. Надо было решать, как жить дальше, какой стороной идти, какое избрать поприще.
.jpg)
Родители Л.П.Волкова.
От поручика Лермонтова в Волкове очень мало оставалось Печориных и весьма много, с явным преобладанием, - Максимов Максимычей. Мечтательная любовь к неиспытанным покуда дальним странствиям толкнула Волкова в самый дальний угол империи. По совету и протекции полковника Винникова поверстался он вольноопределяющимся Амурского казачьего войска, с чем и выехал на Амур...
Л. Волков избороздил край вдоль и поперек: Нижний Амур, Приморье, Хинган, Зазейская равнина. Все это время Леонид Петрович не оставлял литературных занятий, публикуя свои поэтические творения в сибирских и дальневосточных изданиях. В Благовещенске вышло два сборника стихов «На Амуре» (Благовещенск, 1895) и «На Дальнем Востоке» (Благовещенск, 1899). Свое первое стихотворение опубликовал в 1887 году, будучи воспитанником сиротского института. Позже стихи появляются в газете «Дальний Восток» , а с 1897 года в благовещенской «Амурской газете».
.jpg)
г.Благовещенск. Вид на улицу Большую (Ленина) 1911 год.
Его стихи посвящены героям-первопроходцам Амура: графу Николаю Николаевичу Муравьёву-Амурскому, первому православному пастырю Благовещенска отцу Александру Сизому, Геннадию Невельскому, дедушке Денисову, старому казаку- амурцу, помнившему муравьевские сплавы. Они дышат героикой подвига, немеркнущей темой русской воинской отваги и доблести.
ВСТРЕЧАЯ ПРАЗДНИК ПОЛКОВОЙ
Сегодня, в праздник Войсковой,
Вполне довольные друг другом,
Одною дружною семьей
Мы здесь собрались тесным кругом.
Гостям всем рады казаки.
Довольны ими без изъятья:
Мы меж собою все близки,
На службе Царской все мы братья.
Единством армия сильна,
Могуча матушка Россия.
Ей вражья злоба не страшна,
Не грозны вороги лихие.
Пусть будет дружба всех крепка.
Тогда в бою, я верю свято,
Солдат поддержит казака,
Казак же выручит солдата.
Во время ужасов войны,
С пути сметая все преграды,
Взаимной выручкой сильны
Не дрогнут русские отряды.
В военной розни много зла,
И вред ея для всех понятен,
А честь двуглавого орла
Везде, всегда была без пятен.
Я подымаю свой бокал
И пью со всеми казаками:
Дай Бог, чтоб братства идеал
Царил над нашими войсками.
Двенадцать лет прослужил Волков на Дальнем Востоке. Жизнь катилась размеренно и мирно. Погиб Л. Волков в бою при взятии Сахаляна. Китаец-смертник успел взорвать под собой ящик со снарядами. Взрывной волной Волкова приподняло в седле и отбросило вместе с лошадью в сторону. Этот взрыв и оборвал жизнь командира сотни Леонида Петровича Волкова. На пароходе "Сунгари" тело героя было привезено в Благовещенск и предано земле на военном кладбище.
Корабль береговой обороны «Мацуэ»
(бывший русский пароход «Сунгари») в октябре 1906 г.
В освобожденном от китайцев 3азейском крае казаки-переселенцы одну из своих станиц назвали в честь отважного казака Волкова. Ныне в селе Волково действует местный музей, где еще очень и очень многое можно узнать о жизни этого незаурядного человека: поэта, прозаика, воина.
Дни неустанных трудов,
Вниз по Амуру, препятствий не зная,
Плыл на плотах Муравьев.
Были с ним люди, могучие волей,
Смелые духом и полные сил.
Их не согнуло суровою долей,
Ветер противный с дороги не сбил.
Их не забудут ни царь, ни Россия.
Занят без выстрела Дальний Восток...
Скоро полвека, как волны морские
С шумом ложатся на русский песок!..
1894 г.
«Наше священное ремесло...»
Наше священное ремесло
Существует тысячи лет...
С ним и без света миру светло.
Но еще ни один не сказал поэт,
Что мудрости нет, и старости нет,
А может, и смерти нет.
«Последние строчки предполагают, по крайней мере, два разных прочтения. «Поэт не сказал» этого, потому что мудрость есть, и старость есть, и смерть есть, а опровержение их, или, точнее, победа над ними,– дело не поэзии, а веры. Однако, благодаря нескольким приемам – сопоставлению «мудрости» со «старостью», рассчитанная неожиданность которой, чтобы не сказать – некорректность, имеет целью вызвать читательскую растерянность; и введению утверждающе-сомневающегося «а может» – на передний план выступает другой смысл: «поэт не сказал» этого, а мог бы. Мог хотя бы рискнуть. Последняя строчка – синтаксически самостоятельная, лукавый вопрос: если поэзия в самом деле светит во тьме, то, может, и смерти нет? К этому можно прийти, только назвав ремесло священным, и священное – ремеслом. «Священное ремесло» не делает разницы между словами, вдохновленными Богом и вдохновленными Аполлоном. В таком случае шестистишие может иметь в виду и Екклесиаста (глава II, ст. 13, 14, 16; глава XII, ст. 1), не впрямую оспаривая его. Но если кончает Екклесиаст тем, что «всякое дело Бог приведет на суд, и все тайное, хорошо ли оно или худо»,– то почему же «ни один не сказал поэт», не дерзнул сказать, слов надежды до суда? – вот на что, похоже, намекает стихотворение. «I’ll give thee leave to play till doomsday, я разрешаю тебе играть до Судного дня» – любимое место Ахматовой в «Антонии и Клеопатре», предсмертное обращение царицы к преданной служанке».
Анатолий Найман. «Рассказы о Анне Ахматовой»Последнее возвращение
У меня одна дорога:
От окна и до порога.
День шел за днем – и то и се
Как будто бы происходило
Обыкновенно – но чрез всё
Уж одиночество сквозило.
Припахивало табаком,
Мышами, сундуком открытым
И обступало ядовитым
Туманцем…
«И, как всегда бывает в дни разрыва...»
И, как всегда бывает в дни разрыва,
К нам постучался призрак первых дней,
И ворвалась серебряная ива
Седым великолепием ветвей.
Нам, исступленным, горьким и надменным,
Не смеющим глаза поднять с земли,
Запела птица голосом блаженным
О том, как мы друг друга берегли.
«На стеклах нарастает лед...»
На стеклах нарастает лед,
Часы твердят: «Не трусь!»
Услышать, что ко мне идет,
И мертвой я боюсь.
Как идола, молю я дверь:
«Не пропускай беду!»
Кто воет за стеной, как зверь,
Кто прячется в саду?
«Кого когда-то называли люди...»
Кого когда-то называли люди
Царем в насмешку, Богом в самом деле,
Кто был убит – и чье орудье пытки
Согрето теплотой моей груди...
Вкусили смерть свидетели Христовы,
И сплетницы-старухи, и солдаты,
И прокуратор Рима – все прошли
Там, где когда-то возвышалась арка,
Где море билось, где чернел утес, -
Их выпили в вине, вдохнули с пылью жаркой
И с запахом священных роз.
Ржавеет золото, и истлевает сталь,
Крошится мрамор – к смерти все готово.
Всего прочнее на земле печаль
И долговечней – царственное Слово.
