Мало кто знает, что существует четкое разграничение закона воровского и тюремного. Так, под первым понимается установленный в определенных кругах свод неписаных правил и норм поведения, который является обязательным для так называемых воров в законе. А что же такое тюремные понятия и законы?
Тюремный закон
Конечно, никому не пожелаешь на собственной шкуре прочувствовать, что это такое. Но если уже «дело сделано» и человек направляется по этапу, то есть в места лишения свободы, ему стоит выяснить, что же такое тюремные понятия и законы воровские.
Естественно, что четкого, где-либо прописанного термина не существует. Исходя из устоявшихся негласных правил, тюремный закон - это правила и традиции, обязательные для всех без исключения заключенных. Именно указанные нормы регулируют отношения среди лиц, отбывающих наказание.
Таким образом, тюремный закон - это лишь определенная часть Отличие их лишь в том, что первый - обязаны соблюдать абсолютно все осужденные и заключенные. А вот конкретные нормы воровского закона соблюдаются только «коронованными» ворами и заключенными, стремящимися получить указанный «статус».
Какой он, закон тюремный?
Тюремные понятия и законы, запретыстрого соблюдаются «правильными» арестантами. По сути, смысл правил поведения в местах лишения свободы такой же, как и нормы жизни на свободе. Просто заключенные выражают это на своем, им более понятном, языке (или жаргоне).
Итак, основные тюремные понятия и законы заключенных сводятся к следующему:
Выделять долю в общак, то есть уметь делиться, отдавать свое.
С почтением относиться к старикам, родителям.
Не стучать, то есть не доносить на других заключенных администрации колонии или тюрьмы.
Не «крысятничать», то есть не воровать у своих.
Не предъявлять обвинения без наличия на то оснований, доказательств.
Не материться, не оскорблять без причины (удивительно, но в местах лишения свободы запрещено нецензурно выражаться).
Отвечать за свои слова. Это означает, что нельзя просто пригрозить кому-то: если уж сказал, так нужно делать. Никаких изменений ситуаций, или «нечаянно» в не существует.
Все вышеперечисленные законы являются достаточно жизненными и человечными, а также легко применимыми (с некоторыми поправками) в повседневной жизни на свободе.
Есть и такие тюремные законы и понятия, правила, которые обычному человеку понять достаточно сложно. К примеру, нельзя вмешиваться. Так, если один заключенный решил покончить жизнь самоубийством, отговаривать его остальным осужденным нельзя. Если он просит лезвие (чтобы перерезать вены или горло) - его дадут.
Странным для законопослушного гражданина будет и то, что в тюрьме запрещается поднимать что-либо с пола. Даже если у заключенного на пол упала шапка, поднимать и тем более носить ее дальше уже нельзя.
«Преступление и наказание»
Несоблюдение норм тюремного закона не пройдет бесследно ни для одного из заключенных. При этом не имеет значения, относится ли арестант к тюремной «элите» или же входит в самую непочетную группу «сидельцев».
За нарушение установленных правил провинившийся осужденный (тот, который «накосячил») может быть подвергнут:
Избиению.
Удару по ушам (дать по ушам - означает перевести заключенного из «касты блатных» в более низшую, то есть в категорию «мужиков»). Сделать это может только вор в законе или осужденный, имеющий такой же статус.
Перелому конечностей - руки и ноги ломают, как правило, лицам, не вернувшим карточный долг (а он на зоне считается святым), а также тем, кто без каких-либо на то причин сам избил сокамерника.
Насильственному акту мужеложства, после которого заключенный автоматически попадает в самую презираемую «касту опущенных»; данный вид наказания широко распространен в местах лишения свободы, где отбывают наказания несовершеннолетние преступники, а также на зонах общего режима. В тюрьмах строгого и особого режима данные случаи встречаются крайне редко.
Символическому акту мужеложства (на зоне это выражение заменяется понятием «парафин» и заключается в проведении половым органом по губам провинившегося). Сам половой акт при этом не происходит, однако осужденный также переводится в категорию «петухов».
Убийству (данный вид наказания применяется достаточно редко и только за совершение особо серьезных поступков). К примеру, убить заключенного могут за крупное воровство из общака или за доказанную связь с правоохранительными органами. При этом решение об убийстве никогда не принимается единолично кем-то из арестантов.
Виды тюремных понятий
Понятия - это правила, своего рода кодекс чести. Условно все существующие тюремные понятия и законыподразделяются на две большие группы:
Положительные, то есть те, которые, по мнению заключенных, являются правильными и приемлемыми для них самих;
Отрицательные - те, которыми руководствуются низшие категории «зеков» (они по этой причине и попадают в касты «петухов», «козлов» и прочие).
Положительные понятия, в свою очередь, делятся на людские и воровские. А отрицательные - на «гадские» и ментовские (полная противоположность воровским).
Понятия - фундамент взаимоотношений?
Именно на понятиях выстраиваются отношения лиц, отбывающих наказание. В основе их общения лежат понятия людские. Именно их придерживаются так называемые порядочные арестанты, а также иные «касты» заключенных, речь о которых пойдет ниже.
Есть и те, кто следует гадским понятиям, являющимся абсолютной противоположностью людским. Обычно это «крысы», «курицы» и «беспредельщики» - то есть заключенные, совершившие достаточно значимый для заключенных проступок. Это может быть кража чего-либо у своего же сокамерника, донос на другого заключенного сотрудникам тюрьмы или колонии, а также безосновательное избиение арестанта.
Колонии и тюрьмы - это места лишения свободы, в которых не прощаются ошибки. В связи с этим заключенный, нарушивший нормы «людского» сосуществования, лишается возможности искупить свою вину. Такой арестант на протяжении всего срока заключения, скорее всего, будет подвергаться унижениям и издевательствам со стороны сокамерников.
Таким образом, тюремные понятия и законы, правила поведения являются платформой, на которой строятся взаимоотношения между заключенными. При этом людские понятия, по смыслу, направлены на самопожертвование, стремление к взаимопомощи, сочувствие, человечность и взаимопонимание. Тогда как гадские являются полной противоположностью и основываются на желании удовлетворить только свои потребности и интересы, поставить себя выше остальных.
Основные понятия
Многие тюремные понятия и законы уже плавно вошли в жизнь на воле. В современном обществе довольно часто можно услышать такие термины, как «косяк», «западло», «параша», «предъявить», «душняк», «рулить», «фуфлыжник» и многие другие. Причем не всегда лица, использующие в своем лексиконе тюремный жаргон, знают правильное значение понятий.
Так, не все знают, что термин «душняк» означает создание невыносимых для нормального существования условий. А «косяк» - это непросто случайная оплошность, а серьезное нарушение тюремного закона.
Вообще, практически все часто употребляемые в обычной жизни слова на зоне обозначаются «своими» терминами. Например, уличный разбой - это «гоп-стоп», убийство - «мокрое дело», язык - «метла», особо опасный рецидивист - «особняк», тюремный коридор - «продол», выяснение отношений - «разборка», сбежать или скрываться - «сесть на колеса» и другие.
Без знания тюремной терминологии заключенному практически невозможно существовать в местах лишения свободы. Поэтому если осужденный не хочет иметь лишних проблем - он, как правило, еще находясь в следственном изоляторе, начинает постигать «блатной язык». Ведь без знания специфической тюремной терминологии нельзя понять, к примеру, выражение: «Смотрящий с мандатом предъявляет авторитетным блатным». В «переводе» на простой язык оно означает, что «главный на зоне передает важную информацию, содержащуюся в записке, почитаемой и уважаемой на зоне группе заключенных».
Таким образом, тюремные понятия и законы воровские (а точнее, тюремные) являются обязательными знаниями, которые заключенный приобретает, еще находясь в местах предварительного заключения (СИЗО).
Однако осужденному необходимо знать не только тюремные понятия и законы, правила поведения, но и так называемые касты, то есть категории заключенных (в одну из которых сам осужденный обязательно будет входить).
Тюремные «касты»
Не бывает арестантов, которые не входили бы ни в одну из категорий заключенных. Все лица, содержащиеся в местах лишения свободы, условно подразделяются по группам или, как говорят сами заключенные, «кастам». Переход из привилегированной категории в более низшую категорию возможен (например, в связи с совершением какого-либо поступка, который тюремные понятия и законы, поведение зековотносит к «косяку»). А вот переход из низшей в высшую - исключен.
Итак, существует четыре основных тюремных «касты»:
- блатные;
- мужики;
- козлы;
- отверженные.
Первая «каста» - блатные. Это так называемые профессиональные преступники со стажем. Сами представители этой группы себя блатными не называют, а употребляют такие понятия, как «братва», «арестанты», «бродяги», «путевые».
Указанная группа является верхушкой иерархии, попасть в которую может далеко не каждый. Существуют строгие требования к заключенным, входящим в данную «касту». Так, «бродягой» никогда не станет тот, кто на воле занимал руководящие должности, имел какое-либо отношение к структурам власти, служил в армии. Не попадут в «касту» и те, кто работал в сфере обслуживания (к примеру, официантом, доставщиком, таксистом).
Несколько десятилетий назад «блатные», находясь на свободе, вообще не должны были работать ни дня. Также им запрещалось жениться, выполнять обязательные работы на зоне. Сейчас эти требования в большинстве тюрем не применяется.
Помимо «чистой» биографии и статуса профессионального преступника, заключенный, желающий попасть в эту «касту», должен соблюдать абсолютно все тюремные понятия и законы, традиции.
Блатные обладают на зоне и в тюрьме (или как говорят сами заключенные, «на тюрьме») огромной властью. Именно они решают все конфликтные ситуации и споры, возникающие между заключенными, следят за тем, чтобы никто из осужденных не был безосновательно обижен или унижен.
Имеют представители этой группы и особые привилегии. Так, они могут не работать и самостоятельно принимать решение о том, что из так называемого общака можно оставить себе.
Именно из этой «касты» выбирается «пахан» - главный на зоне. При этом если в тюрьме есть признанный «вор в законе», то указанную «должность» обязательно занимает он. К слову, «воры в законе» - это привилегированная, высшая группа заключенных. В нее входят лишь признанные преступным миром нарушители закона, соответствующие всем вышеперечисленным требованиям.
Если же на зоне нет «вора в законе», то туда направляется лицо, исполняющее его обязанности, то есть «смотрящий». Он выполняет все функции «пахана».
В настоящее время в некоторых местах лишения свободы так называемые паханы негласно сотрудничают с администрацией колонии: они наводят на зоне такой порядок, какой необходим руководству. Начальство колонии за такое вот сотрудничество на многое закрывает глаза: к примеру, на то, что к «пахану» попадает водка, анаша и прочее.
Стоит отметить, что развитие рыночных отношений в стране не обошло и места лишения свободы. С недавних пор «вором в законе» можно стать за деньги, то есть купить это звание. И, несмотря на то, что тюремные понятия и законы ясности никак не стыкуются с этим фактом, исключать его все же невозможно. Таких вот новоиспеченных и не очень идейных воров в законе называют «апельсинами».
Кого на зоне больше?
Каста «мужики» - самая большая, и в нее, как правило, входит около 60-70 процентов всех заключенных. В указанную группу входят самые обычные заключенные, которые отбывают наказание за незначительные (по меркам преступников) наказания: драки, небольшие кражи и другие аналогичные деяния.
«Мужики» правом голоса на «разборках» не обладают, никакие решения на зоне не принимают, словом, просто отбывают свой срок, стараясь никуда не вмешиваться, и после освобождения планируют вернуться к жизни обычного законопослушного гражданина.
Кто такие «козлы»?
Следующая каста - «козлы». В нее входят заключенные, которые по своей воле либо по принуждению сотрудничают с администрацией лагеря. Они могут занимать должность библиотекаря, завхоза, коменданта зоны, то есть любую должность, которая фактически имеется в штате
Попадают в эту группу лица, отбывающие наказание как по собственной инициативе (например, чтобы в личном деле администрация написала, что осужденный встал на путь исправления) или по воле администрации колонии. Так, заключенного могут уговорить, запугать либо заставить работать на благо администрации тюрьмы.
Отказаться от указанной работы бывает крайне сложно, поэтому многим заключенным остается только смириться со своей участью и выполнять указания начальства колонии.
Остальные осужденные к представителям данной «касты» относятся отрицательно: их считают определенными «предателями». И это неслучайно, ведь многие «козлы» сообщают администрации тюрьмы обо всем, что происходит среди заключенных, то есть, говоря их языком, «стучат».
«Козлов» не допускают до «общака», но при этом остальным лицам, отбывающим наказание, можно с ними здороваться, разговаривать, прикасаться к ним.
Самое ужасное
Последней и по счету, и по статусу является каста «опущенных». Лиц, в нее входящих, еще называют «петухами», «обиженными» и прочими аналогичными терминами. Попадают в данную группу те заключенные, которые были «опущены» (при этом совсем не обязательно должен произойти акт мужеложства; процесс этот может быть выполнен и чисто символически).
Тюремные понятия и законы не для этой категории осужденных. Их на зоне вообще не считают за людей. Так, к ним запрещено прикасаться (если какой-то предмет нужно передать «опущенному» - его просто кидают на пол, чтобы заключенный его поднял), они пользуются отдельной посудой, им нельзя трогать вещи других осужденных. В общем, они живут обособленной группой, не имеющей никаких прав.
Статистика показывает, что больше всего заключенных попадает в указанную группу на зонах, предназначенных для малолетних заключенных. Там главенствуют свои тюремные понятия и законы, обязаности, и порой даже более суровые, чем в настоящих тюрьмах и «взрослых» лагерях.
Эпилог
В местах лишения свободы жизнь не останавливается. Она продолжает течь… Просто имеются определенные тюремные понятия и законы. Книга, которая содержала бы в себе все нормы поведения заключенных, до настоящего времени не написана. И вряд ли такая вообще когда-нибудь появится.
Несмотря на множество нюансов и поправок, лагерная жизнь все же строится на общепризнанных принципах: не укради, не доноси, не ври, не преступай установленные нормы и порядок общения между заключенными.
Тюремные понятия и законы, советы бывалых арестантов - то, что помогает осужденному адаптироваться в тюрьмах и лагерях. Следуя установленным нормам поведения и общения, «сиделец» сможет обзавестись на зоне «крепким тылом», «корешами» и находится в относительной безопасности.
Также выполняя все «предписания», лицо (если у него, конечно, есть такое желание), сможет добиться определенных «высот» в лагерной жизни и даже войти в категорию привилегированных арестантов.
Уважая тюремные понятия и законы, советы «авторитетных» заключенных, осужденный, попавший в места лишения свободы, скорее всего, сможет найти с «братьями по несчастью» и не станет изгоем. И как бы странно это ни звучало, «преступники - тоже люди», большая часть из которых придерживается правила: «в любой ситуации нужно оставаться человеком».
Пальма первенства, среди презираемых сидельцами профессий, принадлежит службе в правоохранительных органах. На блатном жаргоне ее называют «мусорской работой». На протяжении всей истории работники полиции и преступники были врагами, и понятно, по какой причине. Если же человек работал в сфере, которая каким-либо образом касается государственной службы, то относиться к нему арестанты будут терпимо. Правда говоря, рассчитывать на «åкарьерный рост» в пределах тюрьмы он точно не сможет.
Что касается работы охранником
Если посетить какой-нибудь форум, посвященный воровской тематике, то можно увидеть, что здесь обсуждается отношение к той или иной специализации на воле. По большей части гражданские профессåçии считаются åлегитимными» среди воров в законе, но вот уважения они не заслуживают. Если, к примеру, человек работал на воле охранником или официантом, то в тюрьме он может рассчитывать на статус «работяги» или «мужика». Именно благодаря их труду, но никак не авторитету, зона и существует.
Арестантов, которые в обычной жизни работали в сфере услуг, преступники не уважают. Их называют «халдеями», «шнырями » или «шестерками». Но, относиться к ним в неволе будут снисходительно. Если же бывший таксист или швейцар занимался на прежнем месте трудовой деятельности «крысятничеством» или «стукачеством», то его могут опустить до «петуха» или «шныря «. Многое зависит от того, насколько серьезным был проступок.
Скрыть информацию о деяниях на свободе, которые не уважают в неволе, затруднительно. Она быстро доходит до арестантов, а некоторые уголовники, являющиеся отличными психологами, и вовсе могут узнать ее от человека, войдя к нему в доверие.
На форумах часто задают вопросы относительно службы охранником. Консерваторы и радикалы воровского мира считают, что работать им западло. Ведь вор должен воровать, но ни в коем случае не охранять чужое добро. Либералы считают, что охраннику не место в блатном мире, но и предъявлять ему что-то нельзя за такую работу.
Немного иначе обстоит ситуация с людьми, которые прошли срочную службу во внутренних войсках. Их именуют, как «краснопогонников». На некоторых зонах к таким осужденным отношение крайне отрицательное. В других «местная администрация» не трогает их. Считается, что «краснопогонник» не по своей воли пошел в армию, а отправлен был туда принудительно.
Зачастую людей, прошедших срочную службу, в зоне определяют как «мужиков». Но, это возможно только в том случае, если новоиспеченный арестант поставит себя и не даст опустить вниз по иерархической лестнице до петуха.
Что касается адвокатов, то довольно-таки сложно однозначно сказать, что их ожидает на зоне. С одной стороны они защищают преступников и даже воров в законе. Но, адвокатом может быть бывший «мент» или прокурор и тогда на уважение ему рассчитывать не придется. Если же адвокат будет помогать братве на зоне, к примеру, подавать судебные иски и писать жалобы, то он будет сидеть «ровно» и даже может рассчитывать на некоторое покровительство со стороны воровского мира. Яркий пример адвоката, вольготно чувствующего себя на зоне, это Дмитрий Якубовский .
Завидной точно нельзя назвать участь человека, попавшего в тюрьму и, имевшего отношение к профессиям, пропагандирующим нетрадиционную сексуальную ориентацию. Аналогичное можно сказать и о бывших натурщиках, танцорах и стриптизерах. Арестанты относятся к ним с пренебрежением.
Где сидят «бээсы «
«Бээсы » — это бывшие сотрудники постовой службы, судьи, прокуроры, работники ФСИН , судьи и военнослужащие. Они содержатся в специальных тюрьмах, которых около десятка в стране. Меньше всего на таких зонах судей, которые редко попадают в места лишения свободы.
Причем в тюрьмы для сотрудников государственных учреждений попадают даже те, кто хотя бы месяц проработал рядовым сотрудником полиции. На зонах, где сидят «бээсы «, не действуют блатные порядки. Генералы и лейтенанты находятся на равных условиях. Каждый «бээс » считает, что попал на зону по ошибке.
Бывших работников правоохранительных органов никогда не посадят в тюрьму с обычными заключенными. Ведь их могут «пришить» в первые же сутки пребывания.
После вынесения приговора все они попадают отбывать наказание в специализированные исправительные колонии «для своих», которые в народе именуют «ментовскими зонами».
Каково сидеть «бээсникам» — «бывшим сотрудникам», кто многие годы носил в кармане милицейское удостоверение и казенную пушку и сам сажал преступников, узнал спецкор «МК», побывав в ИК-3, в рязанском городке Скопине, — одной из пяти спецзон для «оборотней в погонах».
«Светить лицом» здесь не принято
Вдоль забора с колючей проволокой цветет сирень: кремовая, палево-лиловая, светло-фиолетовая, как в ботаническом саду, разная по форме и аромату. Дорожки внутреннего дворика выложены фигурной плиткой. В бетонных чашах бьют фонтанчики. На мини-стадионе — аккуратно постриженный газон. Тренажеры куда разнообразнее тех, что стоят на спортивной площадке для работников уголовно-исполнительной системы по другую сторону «колючки».
— Санаторий МВД, — шутит кто-то из коллег.
На территории не видно никаких выцветших на солнце транспарантов типа «Найди свою новую дорогу», «Жизнь без труда — преступление», которые обычно украшают «строгие» и «общие» зоны.
Оно и понятно, «ограниченный контингент» в исправительной колонии №3 содержится непростой. Все люди серьезные, «из-под погон», бывшие милиционеры: от простых «пэпээсников», до старших офицеров, следователи, прокуроры, судьи, таможенники, налоговики, грушники, начальники угро, опера с опытом серьезной агентурной работы.
Все они ранее охраняли порядок и занимали высокие должности, звания и посты. Теперь же они БС — «бывшие сотрудники», зэки, одетые в черные хлопчатобумажные робы. Зона уравняла их, за исключением разве что сроков наказания и режима: общего, строгого и колонии-поселения.
— У нас можно найти практически любую статью Уголовного кодекса, — говорит начальник колонии Геннадий Баринов, поднявшийся до должности «хозяина зоны» с самых прапорских низов, пропахав с десяток лет в оперативном отделе, причем без интриг, подсиживаний и «волосатой руки» в верхах.
Сидят в «тройке» за экономические преступления, мошенничество, за «нанесение тяжких телесных повреждений», «превышение служебных полномочий», за убийства, изнасилования, разбойные нападения, вымогательства, получение взятки. Постояльцы из 24 регионов. Со сроками от 1,5 до 26 лет.
И если в советские времена существовала одна-единственная исправительная колония для осужденных сотрудников правоохранительных органов — в Нижнем Тагиле, теперь их пять: под Рязанью, в Иркутской и Нижегородской областях, в Печорах и в поселке Леплей в Мордовии.
На месте колонии в Скопине ранее располагался лечебно-трудовой профилакторий. «Исправляли» алкоголиков, отправляя работать на шахту №8 и завод ЖБИ. В перестроечные годы «хроников» сослали по месту прописки, а на базе ЛТП создали колонию строгого режима. В лихие 90-е служители закона стали все чаще предприимчиво, с выгодой использовать свое служебное положение. И потекли на зоны люди «из-под погон».
В сентябре 2000-го ИК-3 стала зоной для осужденных правоохранителей — «бээсников». Ведь попав в обычную зону, пусть даже на сутки, мало кто из них имел бы шанс проснуться утром живым и здоровым… «Прикончить мента выстроилась бы очередь из зэков с заточками», — консультировал меня в недалеком прошлом один из освободившихся зоновских долгожителей.
Среди первых постояльцев «тройки» был опытный следак, который, видя, как преступники уходили от заслуженного наказания, «от имени Российской Федерации» самолично выносил им приговор.
Отбывал наказание в ИК-3 и один из высоких чинов, по чьим учебникам учились студенты и курсанты юридических вузов. В его арсенале было также пособие «Как выжить в тюрьме». Оказавшись за решеткой, он внес в книгу существенные поправки и дополнения.
Ныне лимит наполнения «тройки» 1200 человек. На строгом, общем режиме и колонии-поселении содержится аккурат 1200 постояльцев, свободных мест, как говорится, нет.
Я писала о многих колониях и не раз наблюдала, как зэки при встрече с журналистами по команде поворачивались к нам черными спинами и замирали по стойке «смирно». Таковы были правила.
Здесь же постояльцы с бирками на нагрудных карманах, где указана фамилия, инициалы, номер отряда, даже не опускают глаз. А взгляд у бывших служивых, брр, броню прожжет.
Ни одного хилого, сломленного, махнувшего на себя сидельца я не встретила. Все крепкие, накачанные, в начищенных ботинках, многие в ушитых по спортивным фигурам робах.
Здесь не сидят вдоль забора на корточках, не сверкают фиксами, не режутся «в козла», не чифирят по-черному. Ложки здесь не называют веслами, а тарелки — шленками. Здесь нет смотрящих и блатных. Неписаные тюремные законы-понятия в режимной зоне не прижились.
Когда навожу фотокамеру на осужденных, играющих в беседке в домино, все дружно отворачиваются. «Светить лицом» в «тройке» не принято. Дети и родственники многих здешних сидельцев уверены, что их отцы и близкие находятся в дальней командировке, «на спецзадании».
«Загрузить администрацию по полной!»
Солнце отбрасывает тень от сторожевой вышки. С заднего двора доносится злобная перебранка собак. Сквозь витки колючей проволоки просвечивает купол храма святителя Николая Чудотворца. Наваждение исчезает. Понимаем: мы на зоне.
Читаем выбитый на щите распорядок дня, сродни армейскому: подъем в 6 утра, физзарядка, заправка коек, завтрак, развод на работу, рабочее время, обед, вечерняя поверка, ужин, 19.20—19.55 — воспитательные и культурно-массовые мероприятия, на личное время — еще час, в 10 вечера — отбой.
— Никаких льгот, специальных удобств и пайков для наших осужденных не предусмотрено, все регламентировано законом, — говорит полковник внутренней службы Геннадий Баринов.
Заходим в столовую, на удивление, не чувствуем запаха гнили и хлорки, который обычно не выветривается из пищеблоков колоний.
Читаем меню. На завтрак зэкам предлагается: вермишель молочная, хлеб, чай. На обед: щи, каша пшенная с мясом, хлеб. На ужин: картофель с мясом, хлеб, консервы рыбные, кисель.
Заходим в один из отрядов. В комнате выстроились вдоль стен двухъярусные железные кровати, на полках — книги и иконы, на резных тумбочках — горшки с цветами. Никаких «евронар» и «европараш», а также отдельных номеров и перегородок, все дешево и сердито. Жилые бараки времен пугачевского восстания. Разве что стены выкрашены не в характерный для колоний ядовито-зеленый и коричневый цвета, а в оптимистичный персиковый цвет.
В прошлой жизни сидельцев были подчиненные и статус, они привыкли за собой следить, организованы, поэтому быстрее привыкают к жизни по режиму.
Понятно, что такому контингенту не крикнешь: «Кому не доходит через голову, постучимся в печень!» или «Кто считать не умеет, тому счетные палочки подгоним! Из резины…»
Службу в спецколонии работникам уголовно-исполнительной системы приходится нести как на пороховой бочке.
— Нас могут поднять по тревоге, если назревает драка, и в два часа ночи, и в пять утра, — говорит полковник внутренней службы Геннадий Баринов. — Одно время была напряженная атмосфера, когда сошлись на зоне непримиримые враги — бывшие дудаевские и масхадовские боевики, поддержавшие «газават» с бывшими омоновцами.
— Наши осужденные умны, изворотливы, «себе на уме», за плечами почти у каждого высшее образование, а то и не одно, — продолжает Геннадий Баринов. — В глаза будут улыбаться, а что творится на душе — потемки. Простые зэки более искренние. Наши же по любому поводу строчат жалобы прокурору. Думают, надо администрацию загрузить по полной программе, пусть отписывается и нас побаивается.
— Вот ты защищен? — спрашивает начальник колонии у своего зама по воспитательной работе Виталия Иванова.
— Нет, — с готовностью отвечает тот.
— А за каждым нашим осужденным стоят родственники, прокуроры, адвокаты… Вы не представляете, сколько правозащитников здесь перебывало!
Даже за «колючкой» многие из постояльцев «тройки» продолжают подсознательно считать себя ближе к администрации колонии, чем ко многим из товарищей по заключению.
«Оперу работы в белых перчатках не сделать»
— Мы все-таки из одного окопа, — говорит 39-летний Хасан Вашаев, работавший старшим инструктором по боевой физподготовке чеченского ОМОНа. — Такое ощущение, что в нашей колонии собрана вся элита России, лучшие мозги. И опера, и адвокаты, и прокуроры — все порядочные и воспитанные люди. Все «подвешены в законах, в сыске». Бывает, что пропадает какая-то вещь в отряде, так наши умельцы до того тщательно расследование проведут, моментально вычислят, кто украл, в какое время, при каких обстоятельствах. Появление «крысы» у нас большая редкость. Вот у меня четыре года дорогие часы лежат на тумбочке, никто их не трогает.
Хасан осужден по трем статьям: за похищение гражданина Израиля с целью получения выкупа, превышение служебных полномочий и сопротивление при задержании.
— Мое уголовное дело смотрел бывший заместитель прокурора Краснодарского края, у него 29 лет стажа, так он был в шоке: как могли меня посадить, когда не было даже заявления от потерпевшего?
Хасан говорит, что дело на него «состряпали», 14 лет дали потому, что не признал вину. Послушаешь — в ИК-3 все сплошь жертвы «судебных ошибок», «подстав», «заказов».
Бывший полковник, оперативник уголовного розыска 56-летний Андрей Аржаной, за плечами которого академия МВД, тоже считает, что дело против него сфабриковали.
— Тормознули фуру, которая подрезала нашу машину, тут же налетели сотрудники ФСБ. Фура была в разработке. Нам вменили, что мошенническим путем мы пытались завладеть контрабандным грузом, находящимся в машине. По совокупности с «превышением должностных полномочий» дали срок 6 лет. Оперу работы в белых перчатках не сделать, он всегда ходит на грани — шаг вправо, шаг влево… и ты уже «оборотень»!
— По статьям 285, 286 за «превышение служебных полномочий» можно посадить на раз, — соглашается начальник колонии Геннадий Баринов.
Радислав Демченко на воле работал в ГАИ Московской области.
В Балашихе пьяная компания, выезжая из кафе, совершила столкновение с его машиной.
— Вдобавок ко всему меня решили избить, я был вынужден применить травматический пистолет, — рассказывает Радислав. — Через три часа один из нападавших умер, я ему попал по касательной в голову. Получил 7 лет строгого режима.
Еще в «тройке» уверены, что бывшие сотрудники милиции получают за то же преступление, что совершают гражданские, гораздо больший срок.
— Я был сотрудником милиции, у меня было два так называемых подельника, — говорит Хасан Вашаев. — Мне дали 14 лет, они получили по 8 и по 9. Мне сказали: «За национальность 5 лет имеешь». Вот такая привилегия.
После полутора лет в Бутырке с 22 кроватями на 60 человек, сна в три смены ИК-3 показалась Хасану раем. Удивило, что в «ментовской» зоне сидят осужденные за изнасилования, в том числе малолетних детей.
— Один такой мой земляк, я его не признаю, руки никогда не подам. А еще у нас есть «фашисты», у кого полно наколок со свастикой. Как люди с нацистским мировоззрением могли работать в милиции? Что и кого они защищали?
— У вас с ними стычек не было в колонии?
— Они к чеченцам хорошо относятся, мотивируют это тем, что Гитлер к ним претензий не имел. У императора Николая II, оказывается, охрана была из чеченцев, они на Коране поклялись защищать его до конца и слово свое сдержали, все погибли, отстреливаясь от большевиков. «Фашисты» со мной здороваются, говорят: «Хайль Гитлер», — я им в ответ: «Гитлер капут!»
«Швейка» уравняла все уставные отношения
Тюремный мир тесен. Обитатели ИК-3 встречают на зоне немало коллег и знакомых.
— Приехал — увидел, здесь «квартируют» ребята из нашего подразделения, — говорит Радислав Демченко. — На воле десять лет не могли собраться с сокурсниками, а в «тройке» встретились.
Хасан Вашаев также свиделся в ИК-3 со своим бывшим сослуживцем, получившим 8 лет за разбой.
— Отмечают на зоне День милиции, День работника прокуратуры?
— Я сам удивляюсь: казалось, человека предали, сдали свои же, кто стал неугоден начальству, а ребята службу все равно вспоминают с удовольствием. Милиционер, оперативник — это же не профессия, а образ жизни. О профессиональных праздниках вспоминают и за «колючкой».
— И злятся, и поздравляют друг друга, — говорит Геннадий Баринов. — Бывает, приходят, спрашивают: «Почему меня по приговору лишили наград? Я же их получил в районе боевых действий — в Чечне и Ингушетии». Что я мог ответить и тем осужденным, которые задавали вопросы: «Боевиков и военнослужащих федеральных сил амнистируют. А почему нас не освобождают?..»
Дни в колонии тягучие, как местный кисель. Каждое утро начинается «день сурка»: события прокручиваются по одному сценарию… Срок отстукивает в унылой промзоне пронумерованная швейная машинка. «Отрицаловкой» здесь и не пахнет, осужденные сами просятся на работу. При этом и в отрядах, и на производстве сидельцы поддерживают порядок собственными силами.
В ИК-3 бывшие опера, спецназовцы, прокурорские, особисты в столярке сколачивают беседки, делают тротуарную плитку и шьют спецодежду. За бывшим сержантом — затылок в затылок — сидит бывший полковник, один пришивает к куртке карманы, другой — втачивает в пройму рукава. «Швейка» уравняла все уставные отношения. Но делать монотонную работу не всем под силу.
— Я, как боевой офицер, умею нажимать на курок, он только в одну сторону стреляет. А швейная машинка туда-сюда, у меня нервы не выдерживали, — говорит Хасан Вашаев. — Пошел на прием к директору промзоны, объяснил ситуацию, меня посадили на оверлок, там строчить нужно только в одну сторону. Полегчало. 1,5 года проработал — и меня перевели в медицинскую часть, теперь совмещаю должности завхоза и санитара. Помогаю переносить больных. Здоровье есть, дух есть, страх потерял в Чечне.
«Я здесь прозрел»
На зоне, как на подводной лодке, спрятаться негде. Недостаток пространства в тюрьме возмещается избытком времени. Здесь я не услышала обычную зэковскую присказку: «У нас — как на Марсе. Следы есть, а жизни никакой». Почти все постояльцы ИК-3 занимаются самообразованием и спортом.
— Рукопашным боем в колонии заниматься нельзя, мы упор делаем на культуризм, бегаем по утрам по 7 километров, — говорит Хасан.
Бывший старший оперуполномоченный уголовного розыска 35-летний Владимир Бадунов нашел утешение в вере.
— У меня срок — 12 лет строгого режима, в колонии пятый год. Осужден за то, что своему негласному агенту, не имея на то разрешения, выдал наркотики. Потом мне еще многое что приписали. Слава богу, что все это произошло. Я здесь прозрел, стал старостой православной общины, ставлю свечи за здравие друзей и врагов моих. На исповедь у нас собирается по 35 человек. Здесь же, в храме святителя Николая Чудотворца, я в 2007 году венчался со своей женой Еленой. Господь Бог даровал нам сына Ивана.
Самых примерных, передовиков производства, психологически изученных, могут из колонии отпустить в отпуск домой. Таких счастливчиков — по 30 человек в год.
— Мне тоже еще бывший начальник зоны Головин предлагал: «Поедешь в отпуск?», — рассказывает Хасан Вашаев. — Я ему честно сказал: «Я два раза из армии в отпуск домой приезжал, ехать обратно не хотел. Мне еще 12 лет сидеть. Если сейчас поеду на родину, «за колючку» больше не вернусь!»
Хасана ждет дома жена Зема и три дочери: Зама, что означает «время», Зарина — «восход солнца», Икамат — «призыв к молитве». Самой младшей только исполнилось шесть месяцев. Она была зачата в одной из комнат, предназначенных для длительных свиданий.
Недавно у бывшего омоновца Вашаева был день рождения. Друзья — сплошь полковники — скинулись и подарили имениннику игрушечный джип «Мерседес-Гелендваген», которым можно управлять с помощью пульта дистанционного управления.
— Вперед-назад ездит, повороты делает, — радуется как ребенок сиделец. — Потом с тортом и двумя бутылками кваса посидели с ребятами, отметили по-хорошему.
Для праздничных, безалкогольных застолий на территории колонии есть небольшое кафе. Барменом при нем состоит бывший юрист первого класса Павел Бабьяк, осужденный за убийство по статье 105. Здесь же можно посмотреть на видеоплеере любимый фильм. Неизменно популярностью пользуются старые комедии, фантастика, а вот детективы сидельцы, снятые, по их мнению, сплошь дилетантами, не жалуют. Для каждого из них судьба написала свой детективный сюжет.
Радостей в колонии немного. Одна из них — отовариться в местном магазине. Ассортимент и цены продуктового ларька за колючей проволокой мало чем уступают столичным супермаркетам.
— Заказываем разрешенные продукты по заявкам осужденных, — говорит бывший оперуполномоченный Николай, осужденный за «покушение на убийство» и единственный, кто признался в совершении преступления. — Большим спросом пользуется чай, кофе, тушенка и сладкое: печенье, пряники, конфеты, мороженое.
На полках я не приметила дешевых сигарет типа «Примы», «Явы», «Ту-134», сплошь — Parliament, Marlboro, Winston.
Бухгалтерия ведется на компьютере, сумма покупки списывается с лицевого счета сидельца.
— У наших осужденных не потеряны социальные связи, — говорит начальник колонии Геннадий Баринов. — У многих есть родственники в погонах, почти всех навещают матери и жены. Этим же объясняется и очень скромный процент рецидива. Второй раз к нам возвращаются редко.
50% сидельцев освобождается из колонии условно-досрочно, 50% — по окончании срока. Чтобы выйти из зоны досрочно, необходимо на выездной сессии суда признать свою вину. И чем ближе УДО — тем меньше «отказников» и больше раскаявшихся.
Многие после освобождения хотели бы вернуться работать в «органы». Но путь им туда заказан, поэтому оседают бывшие обитатели скопинской колонии в основном в различных юридических конторах.
Хасан Вашаев уверяет, что его ждут не дождутся в отряде особого назначения: «У нас в Чечне — судимый, не судимый — не имеет никакого значения. У нас главный враг — ваххабизм, его надо истребить в корне».
— Я помню подполковника из Ростова, после освобождения он добился реабилитации, вышел на прежнюю работу, надел погоны, а через неделю ушел, — подводит итог начальник колонии Геннадий Баринов. — Для него это был вопрос чести. Служить в системе, которая «сдала его», он не хотел. Слишком велико было разочарование
Светлана Самоделова , Рязанская область — Москва, газета
История майора внутренних войск МВД Игоря Матвеева началась в мае 2011 года, когда он выступил с видеообращением к руководству страны, в котором рассказал о нарушениях в воинских частях Приморского края. Впрочем, самым известным стал другой его видеоролик - в нем Матвеев демонстрировал склад, полный собачьих консервов. По словам майора, ими под видом тушеной говядины кормили российских солдат.
В том же году офицер отнес в 304-й военный следственный отдел СК по Тихоокеанскому флоту объемное заявление, составленное им по признакам коррупционных преступлений. Однако уголовное дело в 304-м отделе возбудили против него самого. Следователи обвинили Матвеева, тогда уже уволенного запас с формулировкой «в связи с систематическим нарушением российского законодательства и воинской дисциплины», в избиении прапорщика, попавшегося с наркотиками на КПП части. Действия Матвеева квалифицировали по части 3 статьи 286 УК (превышение должностных полномочий с применением насилия). Сам майор утверждал, что не применял насилия к задержанному военнослужащему, а лишь вызвал его к себе в кабинет и отругал. Однако против Матвеева дали показания его сослуживцы. В результате в сентябре 2011 года судья Владивостокского гарнизонного военного суда Виктор Француз лишил майора воинского звания и приговорил его к четырем годам колонии.
В апреле 2012 года в отношении Матвеева было возбуждено второе уголовное дело. На этот раз его обвинили в том, что он якобы вымогал взятку у рядового, который дезертировал в 2005 году, а через пять лет был пойман. При этом следователи утверждали, что обвиняемый обещал уладить вопрос с уголовным делом, а также распорядился сковать рядового наручниками - три раза по две минуты. Защита Матвеева настаивала, что операцией по задержанию дезертира руководил начальник штаба военной части. Приговор по второму делу в декабре 2014 года - Матвеева признали виновным в мошенничестве с использованием служебного положения и превышении должностных полномочий с применением спецсредств (часть 3 статьи 159, часть 3 статьи 286 УК).
Категория
С первых дней моего содержания под стражей я понял, что такое категория «бывший сотрудник». В самый первый день ко мне прибыл замначальника СИЗО по безопасности и режиму и сказал: «Как только я увидел ваше обращения по телевизору, я сразу понял, что скоро вы к нам заедете!». Был бы человек - статья найдется. Он мне порекомендовал, во-первых, остаться человеком. Есть такие понятие криминальные - градация на «черных» и «красных» - так вот он сказал, что если я за период нахождения в СИЗО не почернею, то буду достоин уважения.
Я смысл сказанного сначала не понял. Но когда после карантина я оказался в камере, сокамерники смысл этого разговора мне объяснили - главное, не уподобиться этим ложным понятиям криминального мира. А это, я вам доложу, сделать в тюрьме очень сложно. Потому что либо ты решаешь вопросы чести и достоинства, либо бытового характера. Если придерживаться общечеловеческих понятий и принципов, которые, например, не позволяют нормальному человеку унижаться, то человек обрекается на определенного рода тяготы и лишения. А если быть лояльным и забыть про понятия чести, про то, что ты офицер, но можно довольно спокойно отбывать наказание - быть в контакте с администрацией.
У меня не сложилось с администрацией с первых дней, потому что я стал понимать, что лица, которые содержатся в местах лишения свободы, они лишены вообще всех прав - к ним относятся как к животным. При этом такое отношение сопровождается возмутительным упоминанием про «право обжалования» - то есть они видят, что закон нарушают, но говорят, что это нарушение можно обжаловать. К примеру, вот я был на судебном заседании, приезжаю - все это время не кушал, меня должны покормить. Но никто не кормит. Пытаешься объяснить, что это неправильно: «Ну, вы имеете право обжаловать, а сейчас - в камеру».
Потом, когда я уже стал адаптироваться, понимать, я находил различного рода способы и формы решения этих вопросов. Сразу, с первых дней я понимал, что ко мне привлечено большое внимание - ко мне обращались люди, с которыми я знаком не был. А в тюрьме всегда принято отвечать на вопросы - то есть замыкаться в себе нельзя. Я ни от кого не дистанцировался, на все отвечал. После карантина меня, несмотря на закон, предполагающий раздельное содержание бывших сотрудников, посадили в камеру к основной массе спецконтингента. Очень трудно объяснить, что может чувствовать человек, который прослужил в системе МВД 20 лет, и не просто рядовым сотрудником, а старшим офицером, и оказывается в одной камере с людьми, которые ранее много раз совершали преступления.
По негласной договоренности со следователем меня после приговора незаконно этапировали из Владивостока в город Большой камень, в так называемое помещение, функционирующее в режиме следственного изолятора - ПФРСИ. Меня туда перевели под предлогом необходимости проведения следственных действий. ПФРСИ - это мини-СИЗО такое при колонии, при ИК-29, двухэтажное здание с камерами, оборудованными как в СИЗО. Там содержатся лица, не являющиеся осужденными. Меня туда этапировали и якобы забыли указать, что я бывший сотрудник.
Слава
Конвоиры, которые меня туда везли, меня сразу узнали - тогда меня каждая собака знала. Всю дорогу они со мной разговаривали, задавали мне вопросы по моему делу. Среди администрации колонии меня тоже все узнали. Но при этом меня поместили в камеру к уголовникам. Когда меня туда завели, там находилось шесть или семь человек, которые сразу возмутились тем, что меня к ним отправили. В последующем, побеседовав со смотрящим этой камеры, я понял, почему. Он мне сказал, что у них была установка на то, что к ним «заведут мента, которого нужно опустить». Но при этом им не сказали, что это за мент.
Я им сказал, что буду защищать себя, и эта провокационная ситуация ни к чему хорошему не приведет. На что смотрящий ответил, что они, мол, не идиоты: «Был бы ты обычный мент, это другой вопрос, но ведь тебя-то все знают». Он был возмущен тем, что его хотели «намазать на подставу», как он выразился. А заказ он этот получил от криминального авторитета, который его, очевидно, принял от администрации колонии. Он сказал: «Ну как я могу это сделать, если я тебя вчера по телевизору видел».
Эта ситуация не разрешалась в течение двух недель. Я настаивал на моем переводе в камеру к бывшим сотрудникам, где моей безопасности ничего не угрожает. Дело в том, что этот смотрящий за моей камерой зачастую успокоить сокамерников не мог - попросту не успевал. В течение всего этого времени я терпел унижения, оскорбления, нецензурную брань и так далее. И ограничения, которые я сам прекрасно понимал - мне нельзя было касаться их посуды и так далее.
Некоторые плевали мне в пищу - баландер дает, я ставлю тарелку, какой-то осужденный плюет в нее, бросает тарелку, и кричит: «Пускай мент это ест». Ну, я-то понимаю, он себе авторитет зарабатывает, а я, если силу применю, потом ничего доказать не смогу даже. Так длилось две недели. Дошло до того, что я на утренней заявил, что вскрою себе вены, если меня не переведут. Другого способа воздействия тогда не было. Вскрывать я, конечно, не хотел. Как только я об этом заявил, меня перевели в камеру для бывших сотрудников, в которой были свободные места. Когда меня к ним в камеру завели, я уже был обессилен, я две недели фактически не спал. Сразу вырубился, а когда проснулся, меня уже заказали на этап - опять доставили во Владивосток.
Первым делом я подал заявление на сотрудников ПФРСИ, которое долго не регистрировалось. Они стали отрицать тот факт, что я содержался с уголовниками. Я не мог доказать этого два года, но помогла случайность. Как-то раз в камеру с уголовниками в ПФРСИ зашел полупьяный сотрудник с фальшпогоном, от которого разило, и стал разговаривать со смотрящим на довольно дружеской ноте. А цель его визита была - посмотреть на меня, как на обезьяну. «Ого, Матвеев!». И в какой-то момент смотрящий этот попросил сотрудника сфотографировать его со мной, чтобы выложить в одноклассники, похвастаться, с кем он сидит. Я перечить не стал.
Потом, спустя время, когда прокуроры стали отрицать факт моего нахождения в камере с уголовниками, я попросил адвоката найти этого смотрящего в «Одноклассниках» и скачать эту фотографию. У него получилось - благодаря этой фотографии прокуроры признали факт моего незаконного содержания. Но производство по моему заявлению постоянно отменяли, и срок давности по нему в конечном итоге прошел.
Конвой
В последующем против меня было совершено преступление со стороны следователя - он пытался расследовать якобы совершенное мной преступление путем совершения преступления. Фамилия у следователя была Лобода (старший следователь отдела по городу Братску регионального управления СК Александр Лобода, расследовавший первое дело в отношении Матвеева - МЗ). В один из дней он приехал в СИЗО Владивостока, чтобы конвоировать меня в суд и избрать мне меру пресечения по второму делу. В СИЗО он прибыл с двумя военнослужащими морской пехоты, которые вообще-то, не являются служащими органов исполнительной власти - это не ФСИН и не полиция. То есть следователь выступил и в качестве следователя, и в качестве конвоя, и в качестве прокурора. Он ввел в заблуждение администрацию СИЗО, что я якобы числюсь за ним, что я военнослужащий, и конвоировать меня должен он.
Меня вызвали из камеры, этот самый следователь надел на меня наручники и передал меня двум солдатам морской пехоты. При этом было очевидно, что они конвоированием занимались впервые. Везли на простой служебной «Газели», не в автозаке. Эти наручники с меня не снимали до вечера, я подвергался различного рода оскорблениям, в том числе - в ответ на просьбу отпустить в туалет. Наручники сняли, только когда меня завели в клетку в суде. А когда меня везли обратно, я уже командовал своим конвоем - они не запомнили, где находится СИЗО, и мне приходилось показывать им дорогу. Ну про то, что в ходе этого псевдоконвоя я был лишен возможности принять пищу, я вообще не говорю. Если со мной так обращались, хотя я был тогда всем известен, то как обращаются с простыми заключенными?
Я делал заявление о преступлении, это очевидное превышение полномочий, но рассмотрено оно не было. При этом меня судили за превышение полномочий, а следователь, занимающийся моим делом, сам очевидным образом превысил свои полномочия. То есть вот этому следователю все с рук сходит, а на меня заводят часть 3 статьи 286 УК, что является тяжким преступлением, вменяя, что я, якобы, через третьих лиц отдал распоряжение поймать дезертира и надеть на него наручники, три раза по две минуты. Вот только в этом заключается мой состав преступления, а у следователя, который фактически совершает те же самые действия, не имея на то полномочий, надевая на меня наручники, такого состава преступления не находят. Я ему говорю: «Слушай, ты идиот! Ты же совершаешь то же самое преступление, которое вменяешь мне!». А он говорит: «Ну, пиши заявление, будем рассматривать».
Козлы
В колонии в Нижнем Тагиле я содержался всего полгода. Все это время я демонстративно, специально нарушал все, что можно нарушить. Поскольку я был одновременно и осужденным, и обвиняемым, у меня был очень большой объем обжалований. Во всех заседаниях по обжалованию я участвовал посредством видеоконференцсвязи между ИК-13 и Владивостокским гарнизонным судом.
Получалось, что днем у меня идут процессы - меня выводят в ПФРСИ, в день по два-три заседания проходят. А вечером меня возвращают в отряд, где я в редком случае успеваю поужинать, пройти проверку перед сном обязательную, а потом все ложатся спать, но я не отбиваюсь - я говорю, что не буду спать, потому что мне нужно готовится к суду. И я демонстративно выучил статью 46 Конституции и статью 47 УПК. Когда сотрудники подходили ко мне и говорили, что я должен спать, я им все это зачитывал.
Этот конфликт аккумулировался соответствующими интригами. В зоне есть понятие «козел» - это осужденные на должностях дневального и завхоза, которые зарабатывают себе УДО. Они оказывали на меня психоэмоциональное воздействие: «Иди спать, Матвеев, не пойдешь - привлечешь внимание к отряду, придут менты, и все за тебя будут отдуваться». Я отвечал, что они являются такими же осужденными, как и я, и не имеют права отдавать никаких распоряжений. Ну и так я стал определенной белой вороной в отряде.
Тогда я обратился к своим землякам - я родом из Северной Осетии, с Моздока. А осетины - это большая часть авторитетов сейчас в тех краях. У нас в отряде тоже был достойный человек, осетин. Он мне сразу сказал, чтобы по всем вопросам такого характера я обращался к нему. И я этой помощью пользовался, совершенно бесплатно, грубо говоря, безвозмездно, на понимании человеческом смог ситуацию уладить, и смог защищаться по уголовному делу. Хотя сотрудники колонии постоянно фиксировали меня на видеокамеру и составляли акты о нарушениях, вызывали меня на дисциплинарные комиссии.
При этом начальник колонии по фамилии Непочатый разговаривал со мной как офицер с офицером - у него был, так сказать, дефицит общения, и он со мной охотно разговаривал, общался. Поэтому после того, как на дисциплинарных комиссиях мне объявлялись выговоры, он был вынужден выписывать мне перенаправление на штрафной изолятор, но не водворял меня туда - понимал, что у меня суды идут. Начальнику колонии было дело мое известно, ему было меня по-человечески жалко.
Вообще, эта колония похожа на Советский Союз - все убогое, лозунги какие-то примитивные краской на стенах, «Народ и партия едины», типа того. И убогость менталитета сотрудников - прапорщик стоит перед вами небритый, с перегаром, с грязью под воротничком и так далее. И при этом такие люди упиваются властью своей.
Этап
Назначенная мне [Владивостокским гарнизонным военным судом 24 октября 2013 года и закончившаяся 11 февраля 2014 года стационарная комплексная судебная психолого-психиатрическая] экспертиза в центре имени Сербского - это чистой воды провокация прокурора, потому что никто не сомневался в моей адекватности. Более того, моя статья не предполагает обязательное прохождение психолого-психиатрической экспертизы. Тем не менее, я туда был направлен - прокурору это нужно было для того, чтоб изолировать меня еще дальше.
Основание было такое: Матвеев постоянно высказывается в процессах, и постоянно обжалует все что можно. То есть право на защиту прокурор воспринял как неадекватное поведение, и меня отправили этапом, ограничив в доступе к правосудию. До этого я прошел этапом от Владивостока до Тагила, потом из Тагила во Владивосток назад, через всю Россию. И второй раз, ради этой экспертизы, меня отправили еще дальше - в Москву.
Человек в процессе этапа - это кролик в клетке. Неважно, когда его кормят, лишь бы выжил. Этап из Владивостока до Москвы предполагает несколько отрезков пути и промежуточных следственных изоляторов. Выглядит это так: меня принимает конвой, везет на железнодорожный вокзал во Владивостоке. Там меня принимает другой конвой. Все это сопровождается обыском, который сами сотрудники в силу своей некомпетентности превращают в банальный шмон. А я вез с собой очень много документов (владивостокские журналисты, встречавшие Матвеева после освобождения из СИЗО, писали , что у него с собой было 90 кг документов - МЗ), сумки с бумагами. Все это переворачивается, потом нужно все опять собирать.
Потом сажают в поезд, от Владивостока до Хабаровска - полтора суток в вагоне-«столыпине», так называемом вагонзаке. Это купе, в котором дверь - это клетка. Есть «тройники» - это ровно половина купе, и там три полки. Там возят детей, женщин, конвоиров и особо опасных. Остальные едут в общей камере - туда могут натолкать до 16 человек. Такое же купе, только слева и справа по четыре полки. Помещают туда, там тоже шмон. Внутри клетки ничего нельзя, даже курить. Туалет - три раза в день, когда раздают кипяток. Точнее не кипяток даже - конвою кипятить лень, поэтому они просто подогревают воду, она горячая, но пищу таким не запаришь - каши из сухого пайка и так далее. От этого заворот кишок и все сопутствующее. Промежуток между Хабаровском и Владивостоком - это полтора дня, терпимо. Столыпинские вагоны прицепляют к почтовым поездам, поэтому они идут так долго - гражданские, например, доезжают за 12 часов.
Страшнее другое. Самый большой и тяжелый среди всех российских этапов - это между Хабаровском и Иркутском, то есть это самый длительный отрезок от одного промежуточного изолятора до другого. В поезде в таких условиях едешь пять суток. Это животные условия - лето, клетки забиты людьми, как консервная банка. Бесчеловечно и очень тяжело. Потом приезжаешь, помещают в транзитную камеру до следующего этапа, где человек может ждать день, а может - два месяца. В один день внезапно стучат в дверь: «С вещами на выход». И едешь дальше - с Иркутска до Новосибирска, потом с Новосибирска до Свердловска, со Свердловска в Тагил, с Тагила до Челябинска, с Челябинска до Москвы. В один конец такой этап - минимум два месяца. Но никаких временных рамок нет. Человек в этапе - это вещь, которую нужно перевезти.
Чтобы не показалось, что я жалуюсь на жизнь - мне на всех этих этапах, ну и вообще в изоляции, очень помогала моя известность. Я никого не знаю, а меня знают все. Первым делом, когда заходишь в камеру, сразу спрашивают - кто по жизни. Потом - фамилия, статья. Вот у меня на этом моменте распросы как-то заканчивались, про меня и так все знают потому что. Я не видел ни одной камеры, в которой не было телефона, интернет есть у всех, за новостями многие следят.
Когда я все же доехал до Москвы, меня сразу поместили в одиночку, в изолятор. Я там содержался больше месяца. Потом меня вывезли на Сербского. Там я находился, ну, среди общеуголовного спецконтингента - убийцы, грабители. Пришлось придумывать легенду - что я просто бывший военный, служивший при Советском Союзе, и никакого отношения к правоохранительным органам России не имеющий. Так пришлось сделать, потому что в Сербского никакого помещения отдельного для бывших сотрудников нет, только общие палаты. Там у меня только один раз спросили, не я ли тот самый майор Матвеев. Ответил, что нет.
Перед тем, как меня из Бутырки перевели в Сербского, ко мне пришли [члены московской ОНК Андрей] Бабушкин и [Анна] Каретникова, засвидетельствовали мое состояние на фото и видео, что я адекватен. Я считаю, что это спасло мне жизнь, что только благодаря этому меня не закололи, грубо говоря. Такой грамотный тактический ход.
Что такое наша психиатрия, я знаю не понаслышке - в 1999 году меня уже делали шизофреником, закалывали и клали в психушку, когда я был на юридической стажировке в должности стажера-следователя в Моздоке. Я тогда столкнулся с определенными коррупционными проявлениями, и меня закололи, положили в больницу, поставили диагноз шизофрения, отчислили с училища. Когда меня мама забрала, меня еле выходили, поставили на ноги, и я добился независимой экспертизы. В итоге отменили этот диагноз и я смог восстановиться в училище. На красный диплом закончил.
Витька
Когда я только вышел из СИЗО, меня спрашивали, чем я буду заниматься. Я ответил, что не знаю, как я буду жить, но первым делом поеду в 304-й Военно-следственный отдел. Они удивились, как же так. Я объяснил, что это не шутки, позвал их с собой, мы поехали, сразу из СИЗО. Но там начальник отдела спрятался, журналистов не пустили, все как обычно.
Всю суть произошедшего прекрасно описал военный прокурор в перерыве судебного заседания по моему делу в 2014 году. Он сказал: «Все мы понимаем, что Матвеева посадили не "за что", а "зачем"». И эта фраза у меня не вылетает из головы с тех пор. Другими словами, они очень ловко достигли истечения сроков давности уголовной ответственности по моему заявлению. Те преступления, о которых я рассказал - они средней тяжести. Срок давности по ним - шесть лет с момента совершения. Заявление я подал 3 мая 2011 года, по преступлениям, совершенным в марте 2010 года. Таким образом, срок истекает уже в марте. А все это время, пока я сидел, следственные органы попеременно выносили постановления об отказе в возбуждении уголовного дела с перспективой отмены этого постановления - чтобы создать видимость реагирования, контролирующий орган отменяет это постановление, и периодически отменяет надзирающий орган, то есть военный прокурор. Они создают видимость реагирования, и придраться никак нельзя. А срок давности между тем подходит к концу, и эти люди уйдут от ответственности.
Все это время, пять лет, я не только обжаловал свое незаконное уголовное преследование, потому что я сидел за то, чего я не делал, но и параллельно ежедневно обжаловал незаконные действия и бездействия по моему заявлению на военное руководство. Я не позволял им поставить точку. Но многие ведь об этом не знают - о том, что эти люди не понесли ответственность не потому, что они не виноваты в совершении преступлений, а потому, что их прикрыли другие должностные лица. Поэтому моя цель сейчас - предать огласке этот факт и побудить высшее руководство обратить на это внимание. Хотя срок давности все равно истечет.
Все мои адвокаты работали по назначению. Денег у меня на защитников по соглашению никогда не было, да это, наверное, и к лучшему - я узнал, сколько стоит такой объем работы у московских адвокатов, мне назвали сумму с шестью нулями. Но я сам юрист по образованию, и за эти пять лет приобрел огромный опыт судебной практики.
Иногда мне кажется, что лучше бы я не понимал, за что сидел - мне было бы проще. Но все равно от этой мысли отделаться трудно - моя изоляция была необходима только для того, чтобы достичь этого результата. Чтобы прикрыть генералов и полковников МВД, ущерб от действий которых составил свыше 50 млн рублей. Это сумма была официально озвучена органами военной прокуратуры, а какую сумму они скрывают на самом деле, даже представить сложно. Если бы я после моего обращения к президенту и подаче заявления не был изолирован и участвовал в проведении доследственной проверки, сумма была бы намного больше.
Сейчас во Владивостоке я решаю первичные бытовые вопросы - благодаря помощи незнакомых людей я смог снять так называемую «гостинку». До этого ведь я жил в военном общежитии, а с очереди на получение квартиры меня, естественно, сняли. И я понимал, что так произойдет, но иного способа пресечь все это не видел. Основной коррупционер - это [ныне возглавляющий войска Сибирского регионального командования внутренних войск МВД] генерал-лейтенант [Виктор] Стригунов. У него даже кличка есть в криминальных кругах - Антибиотик, как герой «Бандитского Петербурга». И вторая кличка - это Витька-строитель. Потому что где бы он не появился, появится многомилионная стройка, а у него свои подрядчики и свои схемы отката. Это преступник в генеральских погонах.
Против меня давали показания два офицера, полностью находящиеся в зависимости от должностных лиц командования - они сами понимают, что совершили преступление. Их поставили в положение без выбора. Все остальные офицеры, старший состав, негласно, неофициально - на моей стороне. Я получил огромное количество писем от них в заключении и даже материальную помощь. Я уверен, что ничего не закончилось - я буду добиваться обращения к первым лицам государства и буду использовать все рычаги для этого. Все говорят: «Дело майора Матвеева». А я считаю, что это не дело какого-то отдельного человека, а всего общества.
Это не совсем словарь, но и не совсем список "жаргонных" слов, которых так много в Сети. Здесь приведены только некоторые слова из блатного жаргона. Слова, имеющие в тюремном жаргоне иной, чем в общеразговорном языке, смысл, отмечены буквой "т", профессионального слэнга сотрудников ИТУ и оперативных служб органов внутренних дел (УР, БЭП, БОП, НОН) - буквой "с", официальные термины и аббревиатуры - буквой "о".
Авторитет
(т) - представитель высшей группы в неформальной иерархии заключенных.
Неформальный порядок, действующий в зоне, носит крайне авторитарный характер, поэтому реальная ситуация, складывающаяся в теневой жизни ИУ, СИЗО или их части (камере, ПКТ, ШИЗО и т.п.) определяется личностными качествами имеющих власть авторитетов
и наличием связи с авторитетами
на воле или в других ИТУ, а также тактикой, которой придерживаются местные работники оперативных служб. В общеразговорном русском языке слово авторитет чаще используется в значении "влияние", и противопоставляется по смыслу слову "власть", но не дополняет его. Власть существует в пространстве формальных структур, воздействуя на людей через систему статусов, престижей, должностей, санкций. Авторитету
в большинстве подчиняются добровольно.
Авторитетный (т) - заключенный, имеющий высокий статус в одной из двух групп (мастей) неформальной иерархии заключенных: блатные и мужики. Не употребляется по отношению к представителям таких неформальных групп, как козлы, черти, опущенные.
Косяк
(т) - 1) Нарушение правил, норм тюремного закона; 2) Нарукавная повязка члена СПП или другой секции с соответствующей аббревиатурой. Чаще всего синего цвета;
3) Неудачное действие или поступок; 4) Папироса или самокрутка с анашой.
Косячный (т) - человек, постоянно совершающий поступки, противоречащие общепринятым в сообществе заключенных нормам.
Красная зона
- зона, где правит администрация с помощью козлов и, не считаясь с тюремным законом
, например, старается посадить опущенных в столовой за общие столы, требует, чтобы в столовую и из столовой заключенные ходили строем, запрещает перемещение по зоне,
вход в чужие бараки и проч.
В такой зоне активисты имеют широкие полномочия и могут вести себя весьма агрессивно, поощряется слежка друг за другом, доносительство, мелочные придирки к поведению и одежде заключенных.
Красный (т) - эвфемизм слова козел.
Круг - образование более широкое, чем семья или кентовка; формируется чаще всего по принципу землячества.
Крыло (надеть крыло) - повязка на рукаве, означающая вступление заключенного в актив , т.е., на тюремном жаргоне, в козлы .
Крытая (т, с) - ИТУ тюремного типа для осужденных за тяжкие преступления или направленных в тюрьму по постановлению суда из ИТК за систематические нарушения режима содержания.
Ксива
(т) - 1) Записка, письмо. Передается нелегально из камеры в камеру, из лагеря в лагерь, из тюрьмы на волю и наоборот. Часто содержит важную информацию о событиях и лицах, иногда - указания авторитетных. Ксивы
бывают и чисто личного содержания. Постоянная связь между разбросанными по всей стране лагерями и тюрьмами осуществляется при помощи ксив
. Синоним - малява, малявка
;
2) Документ, удостоверение личности.
Кум (т) - сотрудник оперативной части ИТУ или СИЗО.
Кумовская мутка , кумовская травка - провокации, устраиваемые в зоне оперативниками для достижения своих целей.
Хипеж (кипеж) - волнения, смута, мятеж, затеваемые заключенными против администрации, либо администрацией против заключенных.
Шкварной (т) - то же, что и опущенный .
Шконка, шконарь (т) - койка. В тюрьме - лежанка, сваренная из металлических труб и полос, вмурованная в пол; часто двух- или трехъярусная. По числу шконок обычно судят о размерах и вместимости камер.
Шкура - арестантская куртка.
Шкурка (т) - донос, докладная на другого заключенного.
Шмон (т, с) - обыск.
Шнырь
(т) - 1) Заключенный, взявший (иногда под давлением со стороны других заключенных) на себя обязанность убирать камеру, барак, производственное помещение, выполнять работу, которую заключенные обязаны делать по очереди. За эту работу он получает от самих заключенных определенную плату продуктами, куревом, деньгами.
2) Заключенные, занимающие должности дневальных (дежурные, порученцы, уборщики) в отдельных структурных подразделениях ИТУ (ШИЗО, ПКТ, штаб, комнаты свиданий, отряды и т.п.). Шнырь
считается козлом
уже по самой должности.
Шпилить - шпионить в чью-то пользу, чаще всего в пользу администрации.
Штаб (с) - помещение ИТК, в котором расположены кабинеты сотрудников колонии (начальник, заместители, оперативные работники и т.п.). Часто в этом же помещении расположена и медчасть.
Этапка (т) - помещение для вновь прибывших в колонию заключенных (этапников), где их выдерживают в изоляции от остальных заключенных ИТУ в течение нескольких дней.
