Рассказал(а):

В практике следователя провинциальных органов...

В практике следователя провинциальных органов Алексеева бывали разные
кражи, но сообщение из города Энска повергло его в изумление. Там
похитили только что запущенную телефонную станцию. Работы по установке
АТС велись три года, и наконец ее запустили. Станция проработала три
дня, после чего ночью связь неожиданно оборвалась. Наутро работники
телефонной службы обратились в милицию с сообщением, что станции нет
на своем месте. Дежурный послал разобраться участкового.
АТС располагалась в специально построенном для нее кирпичном
одноэтажном домике. Внутри домик оказался пуст, только на стенках
висели оборванные кабели. Осмотр места происшествия показал, что
никаких подозрительных следов вокруг здания нет. Накануне выпал снег,
поэтому невозможно было не заметить, если кто-либо в эту ночь подходил
к зданию. Да что там подходил, АТС весила больше десяти тонн - даже не
на всякой машине увезешь!
Жители окрестных домов ничего не слышали. Дежурный телефонист,
естественно, ночью отсутствовал, предпочтя пойти спать домой. При этом
он надежно запер дверь, а замок был цел. Короче, абсолютно темная
история, попахивающая чертовщиной: станция как сквозь землю
провалилась. В том, что АТС действительно находилась на месте еще
накануне, сомнений не возникало: три дня телефонной связью пользовался
весь город.
В таком виде дело поступило к следователю Алексееву. Для начала он
лично осмотрел место происшествия. Станции действительно не было в
домике, какие-либо следы вокруг также отсутствовали. Следователь вынес
постановление о возбуждении дела и приступил к расследованию. Два дня
он пытался выяснить, кому же могла понадобиться АТС, и кто был в
состоянии ее вывезти. Безуспешно.
Не будем более мучить читателя догадками и рассказывать о бесплодных
усилиях милиции. На третий день все выяснилось. Оказывается, на том
месте, где построили здание для АТС, много лет назад был дом с
подвалом. Дом во время войны разрушился, а подвал сохранился. Место
заровняли и забыли. Строители не удосужились выяснить это и построили
здание аккурат на месте старого. Под тяжестью оборудования пол ночью
провалился, и станция ушла в землю, причем ее верх оказался как раз на
уровне пола, так что участковый пару раз по нему прошелся и не
заметил. А дальше внимание милиции сосредоточилось на поисках следов,
и никто не додумался проверить версию, которая между тем раз двадцать
высказывалась вслух всеми участниками следствия: «Как сквозь землю
провалилась».

В котором сотрудник Следственного комитета России рассказывает о том, как обстоят дела внутри этого ведомства. Советую почитать.

Работаю в прокуратуре уже 20 лет. Можно сказать, я — один из немногих динозавров, переживших здесь все потрясения и революции. После института передо мной не стоял вопрос, куда идти — конечно, следователем. Работа интересная, увлекательная, престижная. К тому же платили за нее очень хорошо. Инженер, например, получал 120 рублей, а аттестованный следователь — 210. Такие деньги позволяли жить безбедно — водить девушек в кафе, прилично одеваться. Помню, как с первой же зарплаты купил у спекулянтов хорошие немецкие туфли «Саламандра», о которых тогда мечтал. К тому же сама специальность была редкой и вызывала уважение. В кругу друзей или девушек было эффектно бросить, что, мол, работаю следователем.

В те времена многих ребят в профессии следователя привлекал и внешний вид — красивая форма. А я тогда только пришел из армии, и мне эта форма была по барабану. Носить ее нас не заставляли. Ежегодно выдавали отрезы ткани и деньги на пошив формы, но ее мало кто шил. Ткань скапливалась горами — и мы раздавали ее знакомым или отправляли родственникам в деревню. Так что в прокурорских костюмах щеголяли колхозники. Эта история с тканями продолжается до сих пор. Как выдадут тканей костюмных, подкладочных, шинельных, дадут стопу рубашек, фуражек, ботинок, галстуков, горсть пуговиц и звездочек — вот и думаешь, куда это все девать.

Но самое главное воспоминание о первых годах моей работы в прокуратуре — это дела. Основной поток состоял из действительно интересных — хищение социалистической собственности, взятки, злоупотребления должностными полномочиями. Ни о каких планах по количеству расследованных дел речи быть не могло. Все работали только на качество, дела в судах не разваливались, и никто не возвращал их обратно. Оправдательные приговоры были редкостью и считались страшными ЧП. Теперь 70% работы следователя — болото и рутина. Обычно это — оскорбление сотрудников милиции или мелкие взятки.

Следствие стало резко меняться в 90-х годах. Тогда стали появляться многочисленные коммерческие вузы, которые за деньги выдавали корочки. Престиж работы стал падать, зарплаты снижались, по делам пошли ходоки и «решальщики», а профессионалы стали уходить из системы. Их ценили «на гражданке» за опыт и обширные связи. Не каждый следователь мог устоять, когда ему обещали платить в день столько, сколько он получал в месяц. Многие не выдержали испытания чужим богатством. Молодежь видела на обысках горы денег, дорогие иномарки, украшения, часы — и все это откладывалось у них в голове. Они уже легко шли на контакт с продажными адвокатами и «решальщиками». Сейчас я тоже часто вижу, как на обыске у некоторых молодых горят глазки при виде дорогих телефонов и часов. У кого с моралью покрепче, он покрутит-покрутит в руках «Верту» — и обратно положит, а другой задумается, захочет и себе такой же.

А в 2001 году приняли новый Уголовно-процессуальный кодекс — библию следователя, в которой прописано, как, когда и в какой последовательности он должен расследовать дело. Вот с тех-то пор мы и погрязли в бумагах. Представьте себе, чтобы взять человека под стражу, до 2001 года было достаточно напечатать три листка. Теперь эта же процедура раздулась до полсотни листов. С этим пакетом документов надо еще поехать в суд и отсидеть почти сутки в очереди. Чтобы парализовать работу любого следственного подразделения, теперь не нужно отключать электричество или устраивать пожар. Достаточно убрать копировальный аппарат — и работа встанет. Раньше он был только в «главке» (центральная прокуратура города. — БГ), а 33 райпрокуратуры прекрасно работали без него. Теперь же мы постоянно что-то копируем, документируем, развозим, рассылаем.

Этот же новый УПК преподнес еще один неприятный сюрприз. Раньше санкцию на арест человека давал прокурор, а теперь суд. Когда я приезжал к прокурору, тот внимательно читал уголовное дело — и не дай бог если я что-то не доделал, тогда он рвал постановление и посылал меня подальше. Теперь доказательства не являются основным мотивом для ареста. Судью особо не интересует, почему мы хотим упечь человека за решетку — жену чью-то он трахнул или на самом деле преступник. И аресты фактически встали на поток. Эта же ситуация открыла дорогу нечистоплотным силовикам для заказных дел. Ведь самый быстрый и простой способ сломать человека и сделать его сговорчивым — засадить за решетку.

В 2007-м нас разделили на прокуратуру и следственный комитет. Тогда нам обещали молочные реки и кисельные берега — отдельные кабинеты, современную оргтехнику, зарплату 60 тысяч рублей и другие блага. И что — большинство наших подразделений размещается в зданиях прокуратур, люди сидят друг у друга на головах, современная оргтехника и повышение зарплаты так и остались несбыточной мечтой. А вот работать точно стало сложнее. Отчасти это связано с пресловутой палочной системой отчетности, когда во главу угла поставлено количество, а не качество. Если раньше у прокуратуры была общая статистика, то теперь ее разбили на два ведомства. И никого не волнует, как ты будешь делать план. Милиционерам в этом отношении проще. Они могут фабриковать мелкие преступления или колдовать над статистикой. У нас такое невозможно хотя бы потому, что мы занимаемся делами другого уровня: нельзя же искусственно увеличить количество взяток, убийств и изнасилований в районе. Вот и крутишься как белка в колесе. Следователи откладывают убийства в сторону и занимаются криминальной мелочовкой — нарушениями авторских прав, попытками дачи взяток и оскорблениями пред-ставителей власти. Такие преступления легко раскрываются и расследуются, поэтому и популярны. До недавнего времени основной поток дел — до 60% — был по «пиратской» статье 146 (о нарушении авторских прав. — БГ). Оперативники устраивали набеги на рынки, ловили торговцев контрафактными дисками и сдавали их нам. Теперь такие дела стало расследовать МВД, и мы остались ни с чем. Чтобы милиционер не сдавал «пиратское» дело в родное ведомство, мы должны сплясать перед ним матросский танец «Яблочко». Хитом «плановой экономики» стали дела об оскорблении представителей власти. В этой роли обычно выступают милиционеры. Схема простая: участковый идет к местному алкашу или дебоширу, тот его посылает подальше, а следователи возбуждают уголовное дело. На расследование уходит два-три дня, затем, несмотря на очевидную мелочность, прокурор подписывает обвинительное заключение — и дело уходит в суд. Прокуроры шутят: «Милиционеры обидчивые только на граждан, а вот когда их начальники обкладывают на совещаниях трехэтажным матом — терпят».

Мы считаем количество расследованных дел, а прокуроры — сколько «косяков» они в них нашли и сколько дел завернули обратно. Вот такая математика. Если прокурор не заметит нарушений, то получит втык от своего начальства. «У тебя там в следствии одни асы, что ли, работают? Иди и ищи». Фактически нас просто столкнули лбами. Многие уголовные дела можно было бы прекратить по вполне законным причинам, но это невыгодно ни следователям, ни прокурорам. В России закрытое дело до сих пор считается негативной статистикой, поэтому при любых основаниях этого стараются не допустить. Палочная система лишила нас независимости от оперативников и прокуроров. Первые добывают нам дела, вторые их визируют перед отправкой в суд — и ссориться с ними никак нельзя.

Более серьезная проблема — кадры. Следователи резко помолодели, и это не пошло на пользу. Средний возраст сотрудников — 25 лет, и 60% из них со стажем работы меньше года. Когда в 90-х годах я пришел работать в районную прокуратуру, то у двух коллег стаж работы был по пять лет, у одной — 12 лет, а у другого — 20. И это всего лишь район. А уж в «городе» (центральная прокуратура города. — БГ) сидели зубры со стажем 15—20 лет. Уровень нынешнего образования следователей можно назвать катастрофой. Раньше было как? Сначала я получил удостоверение, в котором было написано «стажер». С этой ксивой я работал год, причем кроме работы следователя я в обязательном порядке ходил поддерживать в суд обвинение, выступал в судах от имени государства в гражданских делах, работал за помощника прокурора общего надзора. Утром я мог допрашивать свидетелей по уголовному делу, а вечером шел в суд выступать прокурором по делу о самогонщиках. За год я прошел все ступени и уже досконально понимал, как работает прокурорская кухня. Теперь все иначе. Молодого сотрудника сразу назначают на должность следователя, и он, ничего не зная и не понимая, начинает расследовать дела. Через полгода у него аттестация, и он получает уже две звезды. Вот и представьте себе, что может натворить такой следователь. Большинство из них способны лишь отличить уголовное дело от гражданского.

Теперь в следствии работает горстка идейных профессионалов, тех, кому уже недолго до пенсии, бесперспективные бездари и зеленая молодежь. Новые люди, конечно, приходят на работу, но романтиков и идейных среди них мало. Ими правит трезвый расчет — хотят наработать опыт и связи, чтобы сбежать в коммерцию, или рассчитывают заработать по-теневому.

В 70% случаев новичок полгода наблюдает за работой старшего коллеги, а затем увольняется со словами «ну на фиг такую работу, график, кучу бумаг и за такие деньги». И ничего тут не скажешь. Формально рабочий день следователя с 9.00 до 18.00, но реально — люди живут на работе. У многих в кабинетах есть раскладушки или диваны с постелью. Иногда такой график заканчивается семейными скандалами. Несколько моих коллег развелись из-за таких проблем. Средняя зарплата у следователя 23—24 тысячи рублей, что также не добавляет спокойствия в семейную жизнь. Чин повышается каждые два года, но «движок» зарплаты — около 2 тысяч рублей. Вот такая нехитрая схема: два года +2 000 рублей, еще два года — еще +2 000 рублей. Когда стало известно, что полицейский даже на начальном уровне будет получать 45 тысяч, многие задумались: зачем эта геморройная работа за копейки и с ворохом бумаг, если можно сидеть в том же здании полицейским на вахте, ничего не делать и получать в два раза больше.

Все эти причины опустили следствие на пещерный уровень. Стало привычным получать от сотрудников официальные документы с орфографическими ошибками в каждом втором слове, без даты, подписи, времени или с перепутанными статьями Уголовного кодекса. Осмотр места происшествия или обыск проводят, например, десятого числа, а по документам начинают официальное расследование лишь на следующий день. Первый же адвокат разваливает такое дело как изначально незаконное. Были случаи, когда районные следователи присылали материалы уголовного дела об убийстве, состоящего всего из полсотни листков, когда норма — несколько томов. В районах таких сырых дел — 99%, в округах — 70%. Начальникам приходится их тщательно просматривать и переделывать в свое сверхурочное время. Можно приехать в субботу или воскресенье в любое следственное подразделение и увидеть там как минимум одного сотрудника, подчищающего хвосты.

А еще следователи завалены абсурдной и никому не нужной рутиной. Например, нас заставляют посчитать, сколько всего адвокатов было за год по нашим уголовным делам или сколько среди потерпевших оказалось уроженцев Грузии или Средней Азии. С недавних пор мы также должны проводить полноценные проверки по делам о смертных случаях с явно некриминальными причинами. Например, по делам о самоубийствах или о смерти по болезни. Закон позволяет расследовать такие дела даже участковым, но реально занимаемся ими мы. В течение 10—30 суток следователь должен провести полную проверку, все это изложить на бумаге и затем отчитаться. У одного следователя в среднем скапливается 5—10 таких проверок, а помимо них он должен, вообще-то, расследовать и текущие уголовные дела. Такая нагрузка опять-таки отражается на качестве. В типичном районном следственном подразделении на полках скапливается 300—800 старых уголовных дел, которыми просто некому заниматься. А по закону следователь обязан с утра доставать их из архива, проводить по ним полноценные следственные действия, ежедневно дергать оперов, заставлять их искать злодеев. В реальности если какое-то из таких дел и будет когда-то раскрыто, то лишь благодаря случайности. Как шутят оперативники, «мы найдем злодея, только если он сам к нам придет и признается».
Если бы мне сейчас пришлось выбирать, то я бы ни за что не выбрал эту работу.

(с) Вадим Тактаров.

Тесть у меня зам прокурора района при советах был, он мне эту историю и рассказал.
Был у них в районе главврач ЦРБ. Старенький уже дедулька.
И что-то не понравился этот дедулька ОБХССникам уж как-то сильно, задрыгали они его, рыли-рыли и наконец нарыли. По тем временам можно было сесть надолго с конфискацией.

Жалко стало тестю дедульку, собрал он ментов и волевым решением сказал им примерно следующее:
- Если хоть одна тварь к главврачу подойдет ближе чем на сто метров, то сгною, упеку, с позором выгоню!
Впрягся одним словом.
Через пару дней приезжает к тестю водитель главврача и привозит ему подарок - несколько коробок по четыре трехлитровые банки березового сока. Тесть подумал еще, нахрена ему березовый сок, и опустил его весь в погреб, открывать не стал.

В работе следователя, если случается какой-то «феерический писец», то он обязательно случается в твое дежурство. Так думает каждый следователь.

В тот день я дежурил «по району». Я обязан был находиться в конторе, но так как жил в 5 минутах, отправился ночевать домой. Всегда мог добежать, если что.

Часа в четыре утра мне позвонил дежурный по ОВД... и сказал, что у нас «изнасилование», «незаконное лишение свободы» или «похищение», короче преступление века. В общем, какая-то жопа в кружевах. Я быстро собрался, добежал до конторы и уже оттуда вместе с ГНР (группа немедленного реагирования) выдвинулся по нужному адресу.

По дороге парни из ГНР в двух словах обрисовали ситуацию. У нас имелась некая молодая особа, которую избили, изнасиловали и, плюс ко всему, против ее воли удерживают в квартире, куда мы сейчас и направляемся. Мадмуазель как-то добралась до своего мобильного телефона и позвонила маме (внимание!) в Волгоград. Хрен его знает, кто у нее мама в Волгограде, но шороху мама навела в столице изрядно. Уже через два часа после звонка маме на указанный адрес слетелась туева хуча разномастных «гостей со всех волостей» в погонах.

Нет, все-таки не могу не рассказать прекрасное. Про продюсера. Мой любимый друг, сценарист, пишет продюсеру пилот сериала про милиционеров. И там одна телка-милиционер-следователь должна дать кому-то в долг денег.

У! - говорит продюсер, - ну вот давай она вот тут вот аванс получит и даст взаймы. Получит аванс, тысяч 150, и даст взаймы.
Сценарист ошизел, потерял дар речи и воззрился на продюсера.
- Что?! - занервничал продюсер, - мало? Ну, пусть получит 200 тысяч аванса и даст взаймы.

Тут сценарист отмер, и поведал продюсеру, сколько получают в нашей стране следователи. От этой информации тот даже не замер. Он совсем не замер. Он принялся носиться по своему загородному поместью, чуть не свалился в свой загородный пруд и напугал свою загородную прислугу.

Известно, что за все в жизни приходится платить, но не все знают, что выгоднее всего платить деньгами. Вообще можно и не платить, но тогда судьба сама возьмет свою плату натурой и ваше желание исполнит...

Жуткую и поучительную историю рассказал товарищ по работе. Его племянник Денис толковый парень, будучи студентом МГУ, собирался после учебы уехать на ПМЖ в Финляндию (у него там жила любимая девушка), но это потом, а пока Денис захотел ездить в трамвае бесплатно. А почему бы нет? Студенческий проездной стоил 300 целковых, а хорошая ксерокопия, этого проездного, не стоила ничего.

Какое-то время парень спокойно эксплуатировал ксерокопию, пока не нарвался на более бдительную тетеньку-контролера. Ну, казалось бы - чем ему могло это грозить? В лучшем случае, контролер с улыбкой скажет: «Эх... молодежь» и пойдет дальше. В худшем - порвут фальшивку, отведут в милицию, взыщут штраф, ну и для жути - сообщат в институт.

На самом деле произошло вот что...

Вчера менты задерживали людей не только на Манежной площади. Со мной и приятелем произошла забавная история в тихом спальном районе.

Идём по улице, болтаем, никого не трогаем. Уже стемнело, под ногами в свете фонарей блестит гололедица. Зимний вечер, обычный вечер... В какой-то момент мимо нас быстро проходят двое ментов, приглядываются подозрительно. Мы за собой никакой вины не чувствуем, идём-болтаем дальше. Через пять секунд - пронзительный свист, окрик сзади:
- А ну-ка, стоять!

Стоим. Я быстро прикидываю, в чём может быть дело. Скорее всего, облава на призывников. А у меня с собой, как назло, нет военника. Ну, это ладно. Вот то, что приятель без студенческого и не служил - гораздо хуже.
- Сержант милиции Пастухов, - представился патрульный.
Милиционер объяснил, что двадцать минут назад на женщину напали двое неизвестных маленького роста и отняли сумочку с крупной суммой денег.

В одном областном центре случилось ЧП, точнее, целый ряд происшествий, из-за которых в течение месяца вся милиция стояла на ушах. По утрам на улицах города стали регулярно находить искалеченные тела, как правило, группами по 3-6 человек. Рядом с телами часто валялись кастеты, нунчаки, ножи, цепи и прочие предметы определенного назначения. Между прочим, среди пострадавших обнаружили троих, которые числились в розыске.

Целый месяц по ночам младшие офицеры угрозыска сидели в засадах, а старшие ломали головы над причинами происходящего. Наконец патруль обнаружил и задержал героя.

Предварительно ему дали разделаться с 3 хулиганами; между прочим, у одного из них оказался обрез. По официальной версии, герой боролся с преступностью в родном городе, за что и получил "Красную звезду". (На то, что двое из "обработанных" им преступников позже скончались, закрыли глаза, списав на необходимую оборону).

Тайны реального следствия. Записки следователя прокуратуры по особо важным делам Топильская Елена

Следственная практика

Следственная практика