Почти восемнадцать лет продолжается борьба за жизнь генерал-полковника Анатолия Александровича Романова, тяжело раненного в октябре 1995 года возле площади Минутка в Грозном. Продолжающееся все эти годы его противостояние смерти не может не вызывать уважения к Анатолию Александровичу. 27 сентября 2013 года генералу Романову исполнится 65 лет. Как обычно, он встретит этот день в специальной палате военного госпиталя.
Роковой октябрь
Судьба генерала Романова безжалостно рассечена драмой на две разновеликие части. В одной из них он ещё полон яркой, сильной, отважной жизни, которая, как кажется всем, только входит в пору настоящего расцвета. Сорок семь лет от роду. Крестьянский сын, только-только ставший командующим внутренними войсками МВД России. Муж и отец, нашедший в своей дружной семье простое человеческое счастье.
В другой части жизни, длящейся почти восемнадцать долгих лет, - это тяжело израненный человек с ещё теплящейся в нём, как пламя свечи, жизнью. Госпитальная палата и белые халаты врачей. Непобеждённый генерал, чьё сознание ещё не вернулось с войны...
С весны 1995 года он попал в объективы множества журналистских телекамер и фотоаппаратов, когда после драматического штурма чеченской столицы и вытеснения боевиков в горы российская власть начала укреплять в городах и сёлах Чечни мирный порядок жизни. Нередко Романов без охраны бесстрашно заходил в сёла, где ещё укрывались боевики. Разговаривал с представителями сельской власти и духовенства, с жителями, для которых будущий мир был не отвлечённым понятием, а означал возвращение привычной жизни: с ароматом свежего хлеба, чувством защищённости, пенсиями для стариков и образованием для детей.
В Чечне, ещё недавно жившей сепаратистскими грёзами, как раз именно эти вещи оказались вдруг самыми дефицитными. Часто случалось и так, что после разговора с Романовым жители сами выгоняли из сёл оставшихся боевиков, а висевшие на административных зданиях флаги Ичкерии быстро сменялись трёхцветными флагами Российского государства.
Летом 1995 года Романов был утверждён в должности командующего внутренними войсками МВД России и назначен командующим Объединённой группировкой федеральных войск на территории Чеченской Республики. Участник переговорного процесса с лидерами незаконных вооружённых формирований, он отвечал за разработку и реализацию так называемого военного блока вопросов.
Природное дипломатическое дарование Романова, его способность переводить самые яростные споры в конструктивный диалог и превращать одной лишь силой обаяния былых недругов в новых единомышленников делали его участие в миротворческом процессе по-своему уникальным.
Но важнее всего то, что Романову начали доверять обычные чеченцы. Чем дальше - тем больше. И в этом смысле для идеологов мятежа и чеченского сепаратизма, а также для тех, кто скрывался за их спинами в те дни, генерал Романов оставался смертельно опасной фигурой.
Этот мир и покатился под гору 6 октября 1995 года, в тот день, когда выехавший из Ханкалы в Грозный на встречу с Русланом Хасбулатовым генерал Романов был тяжело ранен. Фугасный заряд, эквивалентный 30 килограммам тротила, был дистанционно подорван около 13 часов, когда часть колонны внутренних войск, включая уазик Романова и несколько бэтээров сопровождения, уже втянулась в тоннель у площади Минутка в Грозном.
Из тех, кто находился в уазике Романова, сразу погибли помощник командующего полковник Александр Заславский, водитель рядовой Виталий Матвийченко. Чуть позднее умрёт от ран охранявший в тот день генерала боец из отряда специального назначения «Русь» внутренних войск МВД России рядовой Денис Ябриков. Ещё два десятка человек были ранены и контужены.
Сразу после взрыва тоннель заволокло дымом. Среди размётанных взрывом человеческих тел Романова удалось найти не сразу. Его опознали по ремню с генеральской пряжкой и золотому обручальному кольцу на правой руке...
Эстафета спасения
Борьба за жизнь генерала Романова уже сама стала достойной подробного рассказа о мужестве, терпении и профессиональном мастерстве тех людей, которые спасали раненого Романова, кто врачует его все эти годы.
В Москве первым о ранении Романова узнал министр внутренних дел генерал Анатолий Куликов. Для него Романов был не только военачальником, ещё недавно сменившим самого Куликова на должности командующего внутренними войсками и командующего Объединённой группировкой, но и близким другом.
Министр только накануне вернулся из Чечни, а утром 6 октября успел переговорить с Романовым по телефону, принимая его утренний рапорт.
Командир вертолётного звена (он же командир экипажа вертолёта Ми-8) подполковник Михаил Карамышев (живёт в Хабаровске) в тот день вообще никуда не должен был лететь: это был свободный от боевой работы день его рождения. Но война есть война. По её законам экипажу - в его состав кроме командира входили капитан Андрей Жезлов (живёт в Костроме) и бортовой техник старший лейтенант Александр Городов (живёт в Чите) - всё равно пришлось вылететь на аэродром Северный. Уже запрашивали разрешение на обратный вылет, как пришла команда заскочить «на лужок» - так именовалась вертолётная площадка МВД в Ханкале. Пояснили: «Там - восемнадцать «трёхсотых» (тяжелораненых).
Раненые действительно были. На носилках. Все в крови и разодранном камуфляже. Дежурный по КП авиации, молча покуривавший сигарету и так ничего толком не объяснявший, в конце концов сделал странную оговорку: дескать, сейчас с тобой полетит командующий.
Командующего Объединённой группировкой Романова лётчик хорошо знал. Уважал за то, что тот не держал себя барином перед подчинёнными. За интеллигентность. За то, что сорокасемилетний Романов мог крутить на турнике солнышко, одев для нагрузки тяжёлый солдатский бронежилет.
Подтянутого, высокого генерала с помощниками он и ожидал увидеть сейчас, удивляясь про себя подавленной нервозности окружавших его людей. Он не сразу сообразил, что ранен сам Романов, которого вместе с другими пострадавшими следовало немедленно эвакуировать во Владикавказский военный госпиталь.
Сосредоточившись, Карамышев прикинул, что самый короткий путь, занимающий 17 минут лёта, - это дорога через обстреливающий вертолёты Бамут. Гарантированно безопасный маршрут отнял бы у них времени почти в два раза больше.
Торопились. Миновали Грозный. «Восьмёрка» шла в десяти метрах над землёй со скоростью 315-320 километров в час, значительно превышая разрешённую. Так и выскочили в чистое поле. Краем глаза Карамышев увидел, как с пашни неожиданно поднялся и взмыл свечой вверх чей-то расплывчатый силуэт. Успел сделать манёвр и - почти перепрыгнул летящего на перехват, словно зенитная ракета, орла. Мощный удар сотряс фюзеляж. Птица со всего размаху врезалась в рулёжную фару, разворотив её и забрызгав орлиной кровью днище вертолёта. Это обнаружили после, удивляясь собственной удаче: если бы лобовой удар либо попадание птицы в двигатель, вертолёт попросту мог рухнуть.
Под Бамутом били во всю свою недюжинную силу 152-миллиметровые самоходные артиллерийские установки. Шёл плановый обстрел по квадратам, и «восьмёрке» пришлось рыскать между султанами разрывов, чтобы не попасть под летящий снаряд или его осколки.
На аэродром Карамышев садился с ходу. Ещё взглянул на часы - добрались ровно за четверть часа. Раненых передали местным медикам. А им только и оставалось, что качать головами: «Ещё бы десять минут, и можно было не торопиться...»
Управлявший вертолётом подполковник Карамышев не мог знать, что творилось в полёте за его спиной, в десантном отсеке вертушки. Находившаяся на борту медицинская бригада сложилась стихийно ещё в момент погрузки раненых.
Только что окончивший военно-медицинский факультет лейтенант медицинской службы Дмитрий Давыдов сел в вертолёт, чтобы сопровождать раненых бойцов отряда специального назначения «Русь», начмедом которого он являлся в этой первой своей командировке на войну. Добровольцами поднялись на борт вертушки подполковник медицинской службы Евгений Кириченко и медицинская сестра прапорщик Ирина Бурмистрова.
Среди раненых Давыдов сразу узнал Дениса Ябрикова. Он находился в охране Романова и вместе с ним попал в эпицентр взрыва. Денис был ещё жив, лицо его было перебинтовано, но на вопрос Давыдова «Как дела?» довольно бодро пошевелил губами: «Нормально». (Денис Ябриков умрёт позднее, уже во Владикавказском гарнизонном госпитале, от несовместимых с жизнью ранений.)
Состояние ещё двоих раненых - солдата в серой милицейской форме и офицера в камуфляже - казалось столь же тяжёлым, если не худшим. У офицера давление вообще было «по нулям». Только сдав раненых живыми с рук на руки тамошним врачам, они услышали от экипажа вертолёта, кого только что доставили во Владикавказ и кто был в растерзанном взрывом и окровавленном офицерском камуфляже...
Решение о направлении во Владикавказ военного самолёта-госпиталя «Скальпель» было принято почти мгновенно. Свой сигнал тревоги главный анестезиолог Главного военного клинического госпиталя имени академика Н.Н. Бурденко, заслуженный врач России полковник медицинской службы Михаил Руденко получил, вернувшись с очередной операции.
Его вызвал начальник госпиталя генерал-майор Вячеслав Клюжев. Руденко только переспросил у Клюжева, сколько минут имеет в запасе...
Двадцать, - ответил начальник госпиталя, и Руденко в ответ облегчённо вздохнул: его чемоданы с необходимым оборудованием, медикаментами и материалами, которые могли бы пригодиться в любой осложнённой обстоятельствами ситуации, всегда были собраны загодя.
Вскоре вся бригада военных врачей Военного госпиталя им. Н.Н. Бурденко в составе Михаила Ивановича Руденко, Сергея Ниловича Алексеева, Григория Борисовича Цехановского, Владимира Борисовича Горбуленко и Игоря Борисовича Максимова, спешно погружённая в машину, уже направлялась в сторону подмосковного Чкаловского аэродрома.
По прибытии во Владикавказ выяснилось, что у Романова очень сильное внутрибрюшное кровотечение, вызванное разрывом печени. Наскоро переодевшись, Руденко ушёл в операционную...
Надо отдать должное медицинскому персоналу Владикавказского гарнизонного госпиталя, руководимому полковником Рудольфом Николаевичем Аном. Для спасения раненых там было сделано всё, что только возможно. Но характер полученных Романовым травм и его состояние требовали немедленной эвакуации раненого в Москву.
Генерал Романов оказался в реанимационном отделении Главного военного клинического госпиталя имени Бурденко.
В принципе он был убит, - скажет впоследствии об Анатолии Романове генерал-майор Вячеслав Клюжев.
Впрочем, тут же добавит: «Он был бы убит, если бы с первой минуты своего спасения не оказался в руках профессионалов высочайшего класса...»
Борьба продолжается
Несмотря на тяжесть ранения, эта восемнадцатилетняя борьба за жизнь генерала не прекращается до сих пор - для врачей, для жены Ларисы и дочери Виктории, для близких товарищей.
Возможно, что Романов не прожил бы и дня, не будь рядом с ним Ларисы Романовой, его жены. Любовь не называют подвигом, пока она живёт в своё удовольствие, но любой подвиг становится возможен, если им движет настоящая любовь.
Последние четыре года генерал Анатолий Романов находится в Центральном госпитале внутренних войск МВД России, расположенном в подмосковной Балашихе. Круглосуточно рядом с ним медицинские сёстры из внутренних войск. За эти годы их сменилось немало, но каждая из них вложила немалую долю труда, поддерживая жизнь раненого генерала в длящихся и день и ночь хлопотах.
После реконструкции госпиталя здесь заботами нынешнего главнокомандующего внутренними войсками МВД России генерала армии Николая Рогожкина в одном из корпусов оборудован специальный блок для Романова. Он часто сидит в своём кресле-каталке возле оконного проёма, и трудно сказать, что у него на душе.
Незадолго до своего ранения генерал Романов без всякого пафоса сказал сослуживцам: «Каждый из нас готов выполнить боевую задачу, даже если это будет стоить ему жизни. Умирать никому не хочется, но если потребуется...» - он замолчал, так и не окончив фразы.
Важно не то, что в тот миг он ещё не ведал своей судьбы. Важно то, что все вместе мы были готовы идти до конца. И, отправившись в путь вместе с Романовым, мы никогда не пожалели об этом.
Именно Анатолий Романов в далеком 1995 году одним из первых начал переговорный процесс по разоружению незаконных бандформирований в Чечне. Тогда генерал сильно рисковал. И этот риск едва не стоил ему жизни. Вот уже 23 года после покушения Романов прикован к инвалидному креслу. Поздравление от президента России генерал-полковнику передал первый заместитель директора Росгвардии.
Символ бесконечного мужества и стойкости. Герой России, генерал-полковник Анатолий Романов. Сегодня его поздравляют родные, близкие и боевые товарищи. Вот уже 23 года после трагедии от него ни на минуту не отходит жена Лариса Романова. Десятки операций, сложнейший курс реабилитации - все время рядом. Они научились понимать друг друга заново. Общаются глазами. Про них говорят: один подвиг на двоих.
«Когда на ваших глазах гибнут ни в чем не повинные люди, вы сами порой не знаете, какие качества в вас скрыты, в вашем характере и в вашем поведении. То, что он видел, было ему больно, он переживал за каждого солдата, за каждого», - рассказывает Лариса Романова.
В октябре 1995 года автомобиль генерала Романова был взорван в Грозном на площади Минутка. Тяжелейшая черепно-мозговая травма, ранение позвоночника, контузия. Шансов выжить почти не было.
«Он знал, что однажды присягнув своей Отчизне, будет ей верен до конца, он к этому шел; он сразу сказал, что будет генералом, еще будучи курсантом. Любящий муж, прекрасный отец, ну сейчас вот уже дедушка, мой любимый», - продложает супруга Героя.
Блестящая карьера. От командира взвода до командующего внутренними войсками МВД России. Горой стоял за своих бойцов, которые называли его солдатским генералом. За человечность.
«Он, будучи командующим, получив один из последних образцов бронежилета. Определяя задачу одному из отрядов спецназа для реализации боевой операции, увидев на командире отряда спецназа бронежилет менее комфортный, менее удобный, менее защищающий его, свой бронежилет снял с себя и отдал тому офицеру, который должен был идти на передовую», - вспоминает Лариса Романова.
Неравнодушный к чужому горю. Анатолий Романов всегда оказывался там, где была нужна его помощь. Во время чеченской кампании месяцами находился вдали от дома. Все спецоперации, которые проводились под его командованием, планировались с особой тщательностью. Именно в Чечне раскрылся дипломатический талант Романова. Вел переговоры с главарями бандформирований. Про него говорили: без боя мог брать города.
Сегодня Анатолий Романов продолжает курс реабилитации. Каждый год в его честь в Росгвардии проводят турнир по боевому самбо. К выходу готовится книга - история его жизни. Накануне юбилея в Саратове, в военном училище, где Анатолий Александрович сначала был одним из лучших курсантов, а потом и офицеров, открыли памятник. Героя России здесь называют Непобежденный.
Он выжил после взрыва мощнейшего радиоуправляемого фугаса и 23 года настойчиво борется за свою жизнь. 27 сентября ему исполняется 70 лет
В российской истории было достаточное число случаев, когда военнослужащие выживали не благодаря, а вопреки обстоятельствам. Многие из них сумели восстановить здоровье, вернуться на службу и даже, как Алексей Маресьев , совершить ратные подвиги.
Генерал-полковнику Анатолию Романову этого не удалось, но Герой России, которому сегодня исполняется 70 лет, не сдается. Он, как может, борется за собственную жизнь, преодолевая последствия тяжелейших ранений, полученных в результате организованного чеченскими боевиками теракта.
Жизнь после
Почти 23 года Анатолий Романов находится в пограничном состоянии. Несмотря на перелом свода черепа и очень сильные повреждения головного мозга, он не сдается, по-своему пытаясь как можно скорее вернуться к нормальной жизни.
За эти годы ему пришлось заново научиться узнавать старых друзей и знакомых, а также понимать чужие слова. Хотя на любовь всей своей жизни – супругу Ларису – он начал реагировать сразу же после выхода из почти трехнедельной комы.
Он сохраняет физическую форму, хоть и прикован к коляске, а благодаря заботе жены нередко слегка крутит педали велосипеда, что однажды стало большой победой. Возможно, даже более значимой, чем его победы в Чечне.
Он любит струнную музыку, а на звуки войны реагирует негативно, пытаясь руками схватиться за несуществующее оружие. Через несколько лет кропотливой работы заново научился читать и прекрасно понимает, что происходит вокруг, пытаясь заново вернуть того Анатолия Романова, которым был ранее.
Не юлил и не боялся принимать решения
Будущий командующий объединенной группировкой федеральных войск в Чечне, как и все советские мальчишки, воспитывался в духе патриотизма и любви к Родине. Из башкирского села, в котором жила его семья, он пошел в армию сразу после школы-десятилетки. Не юлил и не притворялся больным. Потом было Саратовское военное училище с отличием, служба при нем же, Военная Академия имени М.В. Фрунзе – путь, который был примерно таким же у десятков его сверстников по всей России.
Потом была перестройка и развал большой страны, который Романов встретил в должности начальника штаба легендарной 95-й дивизии Внутренних войск МВД СССР. Потом выступление на стороне Ельцина в сентябре 1993-го.
Тот момент оказался решающим в жизни генерал-лейтенанта. Руководство страны оценило его преданность, направив в 1994 году в Ичкерию главой группировки внутренних войск на Северном Кавказе. В то непростое время им предстояло выполнить важнейшую миссию: за простой формулировкой «наведение порядка» в те годы и в тех местах стояли сотни жизней и ежедневная угроза.
Случайность или предательство?
О том, что произошло в Грозном 6 октября 1995 года, написано очень много, но достоверной информации практически нет. Известно только, что прибывший из Москвы переговорщик Руслан Хасбулатов пригласил Анатолия Романова к себе на беседу.
Во время движения по тоннелю под железнодорожным мостом в районе площади Минутка сработало заложенное террористами мощное взрывное устройство. Аккурат под машиной командующего. Все находившиеся с Романовым военные погибли.
Жизнь генерала спасли бронежилет и каска. Врачи собирали его буквально по частям, а сам Анатолий Романов вышел из комы только через 18 суток. Последнее, что он помнил, – это момент посадки в машину.
Накануне переговоров с боевиками.
В сентябре 2018 года Герой Российской Федерации генерал-полковник Анатолий Романов отметил свое семидесятилетие.
Ни для кого не секрет, что практически одну третью своей жизни Анатолий провел в госпитале, прикованный к своей кровати. За этот временной период на территории нашего государства успело вырасти целое поколение граждан, которые практически ничего не знают о тяжелой судьбе героя Российской Федерации.
В 1995 году Анатолий Романов проходил службу в качестве командующего Объединенной группировки федеральных войск на территории Чечни. На тот момент там велись активные боевые действия против сепаратистов. Огромное количество бессмысленных смертей граждан нашего государства заставили искать правительство иные способы решения данного конфликта, однако в тот момент Романов находился в сердце боевых действий. Генералу Романову практически удалось договориться с авторитетными членами вооруженных сепаратистских группировок об окончании войны. Однако нашлись те, кому такой сценарий оказался довольно невыгодным, и Романова попытались устранить.
В октябре того же года должна была состояться встреча с посредником в переговорах с вооруженными группировками. В ходе встречи с Русланом Хасбулатовым, который на тот момент был экс-спикером Верховного Совета РФ, Романов планировал заняться обсуждением тактики ведения переговоров.
Однако на территории Грозного раздался взрыв радиоуправляемого фугаса, и транспортное средство генерала оказалось в эпицентре случившейся трагедии. В результате взрыва части машины разлетелись по автостраде, а генерал в тяжелом состоянии комы был госпитализирован. Жизнь Романова была спасена при помощи заранее одетого военного бронежилета и шлема.
Свидетели данной трагедии говорят о том, что спустя мгновение после взрыва вооруженные бойцы начали разбирать горячие обломки транспортного средства, надеясь найти генерала живым.
Уже на территории госпиталя, куда была произведена эвакуация раненых солдат, один из рядовых заметил блестящую пряжку с эмблемой СССР. Обладателем этой пряжки был генерал.
Поначалу генерал был направлен на территорию Владикавказа, затем в столицу России. На территории военного госпиталя имени Бурденко генерал провел более восемнадцати дней, находясь в коме. Однако спустя короткий период времени Анатолий начал реагировать на внешний мир. После тринадцати лет долгого лечения генерала перевели на территорию Главного военного госпиталя Внутренних войск МВД. На сегодняшний день Романов так и не обрел дар речи, однако поддерживает связь с окружающим его миром при помощи мимики. На данный момент эксперты говорят о том, что тело генерала не истощено, однако отмечают, что его мышцы сильно ослабли, тем не менее нет никаких признаков того, что они атрофировались.
В ноябре 1995 года Романов был удостоен звания Героя России. Супруга Романова отказалась брать присужденную награду себе на хранение и сказала, что герой жив, и вручить медаль должны именно Анатолию.
На протяжении долгих лет супруга Романова Лариса навещает своего мужа в госпитале, не пропуская ни одного дня. Во время своих визитов она возит своего мужа на прогулки и проводит сеансы массажа.
На вопрос о своей судьбе Лариса Васильевна ответила тем, что ее жизнь наполнена заботой о своем супруге, точно так же как и у других преданных жен, чьи мужья попали в столь тяжелую сложившуюся ситуацию.
Во время интервью с представителям средств массовой информации Лариса рассказала корреспондентам о том, что навещает своего супруга каждый день, иногда и по два раза. Также она рассказала представителям СМИ о прогулках со своим супругом, и о том, что генералу надоедает сидеть взаперти, а члены семьи украсили его палату фотографиями и картинами.
Также Лариса акцентировала внимание представителей средств массовой информации на значительных изменениях физического состояния ее супруга по сравнению с первыми днями после трагедии.
Супругу Анатолия Романова не покидают надежды о светлом будущем ее мужа, и она искренне надеется на то, что в скором времени Анатолий сможет вернуться к нормальному образу жизни и будет жить полноценно.
Генерал Романов жив.
Его имя олицетворяет собой беспредельное мужество, на какое только может быть способен человек.
Судьба Героя России генерал-полковника Анатолия Александровича Романова – это удивительная судьба, безжалостно рассечённая драмой на две разновеликие части.
В одной из них – он ещё полон яркой, сильной, отважной жизни, кажется, только входит в пору настоящего расцвета. Сорок семь лет от роду. Крестьянский сын, ставший командующим внутренними войсками МВД России. Муж и отец, нашедший в своей дружной семье простое человеческое счастье.
В другой части жизни, длящейся вот уже тринадцать долгих лет, – это тяжело израненный человек с ещё теплящейся в нём, как пламя свечи, жизнью. Палата Главного военного клинического госпиталя имени академика Н.Н. Бурденко и белые халаты врачей. Непобеждённый генерал, чьё сознание ещё не вернулось с войны, в которой раз за разом - все эти тринадцать лет подряд - огненный шар страшного взрыва неумолимо накатывается и накатывается на него. Хлещет наотмашь свирепой ударной волной, как и хлестал в тот день, 6 октября 1995 года, когда его генеральский «уазик» и несколько бэтээров прикрытия, не снижая скорости, влетели в тоннель под мостом возле грозненской площади Минутка…
ОЧЕНЬ расчётливо сумел распорядиться собственной судьбой, подчинив каждое её мгновение служению Родине и народу. Он не искал должностей и званий – они сами находили его. Все, кто служил и дружил с Романовым, в первую очередь отмечают его удивительное трудолюбие, любовь к знаниям и чувство ответственности за каждый совершённый поступок.
Беглое чтение его послужного списка оставляет ощущение постоянной внутренней собранности этого человека, размеренного и неотвратимого движения к избранной цели, которую он с юности видел в овеществлённом признаке профессионального мастерства военного человека – в пятиконечной, золотого шитья генеральской звезде.
Она легла ему на погоны в сорок один год.
Хорошо узнаваемым его лицо станет позднее – тогда, когда востребованы оказались его уникальные человеческие качества переговорщика и миротворца, которые летом 1995 года могли оказать существенное воздействие на конвертирование военных побед российских войск в Чечне в ещё зыбкий, но уже многими предрекаемый мир на всей территории некогда мятежной республики.
Летом 1995 года Анатолий Александрович Романов был утверждён в должности командующего внутренними войсками МВД России и назначен командующим Объединённой группировкой федеральных войск на территории Чеченской республики. Участник переговорного процесса с лидерами незаконных вооружённых формирований, Романов отвечал за разработку и реализацию так называемого «военного блока» вопросов. И это означало, что в сферу его забот входили самые острые проблемы, рождённые вооружённым противостоянием: соблюдение режима прекращения огня, разоружение боевиков и прием оружия от населения, ликвидация автономных и никому не подчинявшихся бандгрупп, установление местных органов власти в множестве населённых пунктов, которое в тревожной обстановке тех дней не могло обойтись без надёжных гарантий командующего Объединённой группировкой.
Знаменитая фотография, запечатлевшая генерала Романова, дружески обнимающего одного из лидеров сепаратистов, бывшего советского полковника Аслана Масхадова, для Чечни и всей России символизировала неумолимое приближение к миру на условиях твёрдой, но при этом совершенно незлопамятной России.
Этот мир покатился под гору в тот день, 6 октября 1995 года, когда выехавший в Грозный на встречу с Русланом Хасбулатовым генерал Романов был тяжёло ранен. Фугасный заряд, эквивалентный 30 килограммам тротила, был подорван около 13 часов, когда часть колонны внутренних войск, включая «уазик» Романова, уже втянулась в тоннель возле площади Минутка. Это был мощный взрыв, рассчитанный на поражение нескольких десятков людей. То, что это случилось в замкнутом пространстве, только усугубило последствия: взрывная волна, многократно отражённая от бетонных стен, буквально разнесла «уазик» в клочья. «В принципе он был убит», - скажет впоследствии о Романове начальник госпиталя имени Бурденко генерал-майор медицинской службы Вячеслав Клюжев. Множество человек было ранено. Среди размётанных взрывом человеческих тел Романова удалось найти не сразу. Его опознали только по ремню с генеральской пряжкой. Все его спутники, находившиеся в машине, – помощник полковник Александр Заславский, водитель рядовой Виталий Матвийченко и охранник, боец отряда специального назначения «Русь» внутренних войск рядовой Денис Ябриков - погибли.
НЕЗАДОЛГО до этого события генерал-лейтенант Анатолий Романов был награждён орденом «За военные заслуги». Простая, но ладная эта награда, учреждённая в марте 1994 года, символизирует признательность России своим военнослужащим за добросовестный ратный труд, за подвиги и отвагу, проявленные при исполнении воинского долга.
 |
Романов был одним из тех, кто безоговорочно заслуживал этого ордена как эффективный и смелый военачальник.
Это событие, радостное уже само по себе, знаменовалось ещё одним удивительным обстоятельством: на обороте вручённого Романову ордена и в орденской книжке был обозначен порядковый номер награды - № 1.
Сегодня трудно судить, произошло ли это по простому стечению обстоятельств, либо намеренно, но обладание орденом №?1 в любом случае относило генерал-лейтенанта Романова к разряду бессмертных исторических персонажей – в списки самых первых кавалеров той или иной награды, который короток даже в самой большой стране.
Но можно было увидеть в этом ещё один символ – символ по-своему исключительной, неоспоримо первой по значению роли Романова в качестве миротворца. Да, рядом с ним и вместе с ним работали блестящие специалисты-переговорщики с более обширным, чем у него, опытом работы в многочисленных конфликтах - Аркадий Вольский, Вячеслав Михайлов, Анатолий Куликов и некоторые другие. Однако в памяти людей остался всё же только он - Анатолий Романов – высокий, подтянутый, с искренним и умным лицом генерал в пятнистой камуфлированной куртке с закатанными рукавами.
Что-то иное, помимо чинов и регалий, виделось в нём людям. И тем, кто встречался и работал с ним в Чечне. И тем, кто видел Романова только по телевизору в новостных сводках.
Иначе и не объяснить огромную людскую симпатию к генералу, которая не умерла, не растворилась в событиях и суете прошедшего после покушения времени.
Он и сегодня памятен всей стране, которая на любое упоминание о генерале немедленно отзывается живым интересом: «КАК ТАМ РОМАНОВ?»
 |
ТАМ – это значит за чертой ранения. Там – это значит в госпитальной палате, где уже тринадцать лет подряд он живёт и сражается в своём бессловесном сумеречном плену, из-за стен которого доносятся звуки голосов, шаги, звяканье склянок с лекарствами и музыка работающего телевизора…
С часу дня 6 октября 1995 года, когда прогремел взрыв, борьба за жизнь генерала Романова не прекращалась ни на секунду.
Генерал Романов жив. Но ещё не случилось главное – он продолжает находиться в пограничном состоянии между жизнью и смертью, между светом и тьмой, вызывая искреннее сочувствие нации, пытающейся хоть как-то помочь этому мужественному человеку. Несмотря на тяжесть ранения, эта тринадцатилетняя борьба за жизнь генерала не превратилась для семьи, для его войск и его близких товарищей в исполнение тягостного долга, опускающего руки. Она не считается безнадёжной для тех, кто лечит Романова, кто, заботливо укрывая пледом, вывозит его погулять. Она не стала прошедшей жизнью, ибо каждый день, каждая его минута до края наполнена именно спасением.
Борьба за жизнь генерала Романова – уже сама стала историей, достойной подробного рассказа, тоже наполненного смелостью и красотой человеческих поступков.
Мужеством, терпением и профессиональным мастерством тех людей, которые окружили раненого Романова в первые же мгновения после ранения, кто врачует его все эти долгие годы и кто в милосердном уходе круглосуточно поддерживает его жизнь. Кто не опустил рук и не утратил веру в исцеление так тяжёло и так безжалостно раненного генерала.
У ОДНОГО из его верных товарищей – генерал-лейтенанта Юрия Завизионова есть часы, подаренные Анатолием Романовым весной 1995 года. Они и сегодня бесстрастно отсчитывают дни, месяцы и годы, которые прошли с того дня, когда генерал был ранен. Но рассказ об этом событии не будет полон без свидетельств человека, который в тот день должен был выехать в Грозный вместе с Романовым и мог, судя по всему, там же, под мостом возле Минутки, полностью разделить судьбу командующего или же судьбу его погибших спутников.
Герою России генерал-лейтенанту Владимиру Шаманову, бывшему в ту пору полковником и заместителем командующего Объединённой группировкой по боевым действиям, этот день так и запомнился солнечным и поначалу даже каким-то беззаботным: «Утром на совещании Романов сообщил мне, что днём я вместе с ним поеду на заседание правительства Чеченской республики, рассматривавшего вопрос об охране и обороне восстановленных нефтяных вышек и трубопроводов. Я кивнул и спокойно пошёл на завтрак. Только-только закурил сигарету… Вижу, ко мне бегом направляется боец из охраны Романова. Он сообщил, что командующий срочно вызывает меня на КП. Лицо у солдата было тревожное, и я тоже пошёл побыстрее. Озабоченный Романов стоял на улице и, увидев меня, распорядился немедленно лететь в Ведено, где в 506-м мотострелковом полку случились серьёзные потери. Попросил разобраться и навести порядок. Я развернулся и, наскоро собрав группу офицеров, сразу же отправился исполнять распоряжение командующего. В полку обстановка была тяжёлая – несколько человек погибли в двух засадах, организованных Ширвани Басаевым. Мы осмотрели места боестолкновений. Усилили заставы. И вдруг по приёмнику объявили, что в результате подрыва фугаса получил множественные ранения генерал Романов, а также о том, что он эвакуирован вертолётом в Грозный.
Я сразу же вышел на связь со штабом Объединённой группировки. К сожалению, информация подтвердилась…»
РАЗВОРАЧИВШИЕСЯ после взрыва события достовернее всего отображают воспоминания их очевидца – сержанта Романа Попова, служившего в отряде специального назначения «Русь», осуществлявшем охрану генерала Романова: «…Ехали так: впереди БТР, затем два «уазика», потом ещё два БТРа.
Я командовал тем, который следовал сразу за машиной командующего. До Грозного было спокойно – нас не обстреливали. Уже в черте города на секунду остановились – уточняли маршрут. Решили: через тоннель.
Всё произошло, как в фильме. Только первый БТР и УАЗы въехали в тоннель – раздался взрыв… Я сидел на броне сверху, ноги – в люке. Рядом со мной – парень из моего отделения. Его прямо смело на землю. Вспышка. Звон в ушах.
Меня из БТРа не выбросило – ноги всё-таки были в люке. Закрылся руками, нагнулся. После взрыва поднимаюсь – ничего не вижу. Думаю: ослеп. Потом протёр глаза, головой покрутил – вижу! Мелкие бетонные осколки посекли лицо.
Когда дым рассеялся, смотрю: в тоннеле оба УАЗа – всмятку. Подбежали к ним. Рядом с водителем генеральской машины сидел мой друг Денис Ябриков. «Уазик» разворотило полностью, однако Денис и генерал Романов были живы…»
Генерал-полковник Виктор Гафаров, находившийся тогда в Ханкале, потом с сожалением вспоминал, что не смог отговорить от поездки очень торопившегося Романова.
Когда прогремел взрыв - он был слышен и в штабе Объединённой группировки, - Гафаров начал тревожиться. Будто что-то почувствовал… Доставленного с места подрыва Романова он опознал не по лицу, а только по часам и ботинкам, которые были у них одинаковыми…
Подбежавший врач сделал Романову укол, и уже через несколько минут командующего отправили во владикавказский госпиталь.
ОСТАЁТСЯ добавить – отправили на вертолёте…
Последовавшая за этим цепь одновременно происходящих событий может быть сравнима лишь с эстафетой, где, сменяя друг друга, начали свой отчаянный бой «за Романова» другие вольные или невольные участники драмы.
Командир вертолётного звена (он же командир экипажа вертолёта Ми-8) подполковник Михаил Карамышев в тот день вообще никуда не должен был лететь: ещё с утра командир его отдельной эскадрильи подполковник Вячеслав Малышев, вспомнив, что у Карамышева 6 октября день рождения, велел ему отдыхать. Но война есть война. По её заботам экипажу - в его состав кроме командира входили капитан Андрей Жезлов и бортовой техник старший лейтенант Александр Городов, - всё равно пришлось слетать на аэродром «Северный». Уже запрашивали разрешение на обратный вылет, как пришла команда заскочить «на лужок» - так именовалась вертолётная площадка МВД в Ханкале. Пояснили: «Там - восемнадцать «трёхсотых» (тяжелораненых).
До Ханкалы с «Северного» - четыре минуты лёта… Раненые действительно были. На носилках. Все в крови и разодранном камуфляже. Было заметно, что те, кто грузили их в вертолёты, делали это очень споро, но - с молчаливым ожесточением. Как будто проиграли войну. Дежурный по КП авиации, молча покуривавший сигарету и так ничего толком не объяснявший, в конце концов сделал странную оговорку: дескать, сейчас с тобой полетит командующий…
Командующего Объединённой группировкой Романова лётчик хорошо знал. Уважал за то, что тот не держал себя барином перед подчинёнными. За интеллигентность. За то, что сорокасемилетний Романов мог крутить на турнике «солнышко», надев для дополнительной нагрузки тяжёлый солдатский бронежилет.
Подтянутого, высокого генерала с помощниками он и ожидал увидеть сейчас, удивляясь про себя подавленной нервозности окружавших его людей, уклончивости ответов, а больше всего тому, какая крайняя необходимость заставила Романова лететь вместе с ранеными.
Рядом готовились к вылету и другие вертушки.
Он даже не сразу понял, что в это мгновение Романова как раз и пронесли мимо него. Придерживающие капельницы медсёстры, тоже исчезли внутри вертолёта. А следом, не разбирая дороги, уже летел без фуражки командующий авиацией внутренних войск генерал-лейтенант Виктор Якунов.
Окинув командира экипажа невидящим взглядом, вдруг спросил Карамышева, кто он такой, хотя хорошо знал подполковника лично и совсем неплохо к нему относился. Потом только кивнул нервно: «Как долетишь, доложишь!..»
«Произошло что-то страшное», - догадался лётчик. И тут до него наконец дошло: это Романов ранен! Это его только что погрузили в вертушку!
Все раненые были уже на месте. А с ними несколько, как показалось командиру экипажа, врачей и медсестёр. «Саш, - давай «прямую палку» на Шалхи», - приказал Карамышев Городову, учитывая, что прямой и самый короткий курс через стреляющий Бамут займёт семнадцать минут лёта, в то время как гарантированно безопасный маршрут отнял бы у них времени почти в два раза больше.
Торопились. Миновали Грозный. «Восьмёрка» шла в десяти метрах над землёй со скоростью 315–320 километров в час, значительно превышая разрешённую. Так и выскочили в чистое поле. Краем глаза Карамышев увидел, как с пашни неожиданно поднялся и взмыл свечой вверх чей-то расплывчатый силуэт. Успел сделать манёвр – и почти перепрыгнул летящего на перехват, словно зенитная ракета, орла. Мощный удар сотряс фюзеляж. Птица со всего размаху врезалась в рулёжную фару, разворотив её и забрызгав орлиной кровью днище вертолёта. Это обнаружили уже потом, удивляясь собственной удаче: был бы лобовой удар либо попадание птицы в двигатель - вертолёт попросту мог рухнуть, засеяв поле новой бедой.
Под Бамутом уже стреляли 152-миллиметровые самоходные артиллерийские установки. Шёл плановый обстрел по квадратам, и «восьмёрке» пришлось рыскать между султанами разрывов, чтобы не попасть под летящий снаряд или его осколки.
Потом поскакали над горами. Над Ингушетией вовсю лупило солнце, и за преодолённой чертой войны уже действовали полусонные в своей беспечности привычки мира: связь работала превосходно, но никто, хоть поубивай, не отвечал на запросы. Карамышев орал до хрипоты, пока в эфире не отозвались: «Ты чего сегодня разошёлся, Михалыч?» Лётчик обрадовался: «Так, немедленно звоните по наземным каналам в Шалхи. Везу очень тяжёлых «трехсотых»…»
На аэродром он садился по-быстрому - с ходу. Еще взглянул на часы – добрались ровно за четверть часа. Раненых передали местным медикам.
А им только и оставалось, что качать головами: «Ещё бы десять минут, и можно было не торопиться…»
 |
УПРАВЛЯВШИЙ вертолётом подполковник Карамышев не мог знать, что делалось за его спиной - в десантном отсеке вертушки, где многое теперь зависело от другого офицера – лейтенанта медицинской службы Дмитрия Давыдова (в настоящее время подполковник. Д. Давыдов служит в Центральном клиническом госпитале внутренних войск в подмосковной Балашихе): «Это была моя первая командировка в Чечню: тем летом я окончил военно-медицинский факультет в Самаре и был направлен для прохождения службы в 8-й отряд специального назначения «Русь» ВВ МВД РФ. «Русь» воевала в Чечне. Туда же отправился и я в качестве начальника медицинской службы.
В день покушения на Романова 3-я группа нашего отряда работала с командующим, в то время как основная находилась на базе. Сразу после взрыва раздалась общая команда сбора. Быстро собрались и за две минуты долетели до моста. По развороченному БТРу и «уазику» без крыши понял, что произошло что-то очень серьёзное. Особенно сильно пострадали те, кто сидел на броне.
Разобравшись на месте, что к чему, понял, что тяжелораненым уже оказали первую помощь и организовали их вывоз в медсанбат на попутном транспорте. Это же спецназ! Все обучены. Почти автоматически они готовы как стрелять, так и помочь раненому в бою. К тому же в отряде всё было заранее предусмотрено: в каждом БТРе было по двое носилок, шины, аптечки. У всех солдат и офицеров – индивидуальные перевязочные пакеты. К тому же в выехавшей с Романовым группе был свой санинструктор, имевший при себе все необходимые для такого случая средства.
Оказалось, что после подрыва всё было сделано грамотно.
Нам оставалось только собрать остальных раненых и, развернувшись, мчаться в Ханкалу.
К тому времени, когда подъезжали к госпиталю, я услышал, как начали заводиться вертолёты. Увидев, что грузят моих бойцов (их было легко опознать по специфической спецназовской форме «кукла»), я сразу же заскочил в одну из вертушек. Как врач, как начмед отряда, я обязан был находиться рядом со своими ранеными бойцами.
В том вертолёте, где находились самые тяжёлые, я сразу же узнал Дениса Ябрикова. Он был в охране Романова и вместе с ним попал в эпицентр взрыва. Денис был ещё жив, лицо его было перебинтовано, но на мой вопрос «Как дела?» он довольно бодро пошевелил губами: «Нормально». Насколько я понял, у него - отрыв стопы и множественные осколочные ранения конечностей. Состояние ещё двоих раненых – солдата в серой милицейской форме и офицера в камуфляже - казалось столь же тяжёлым, если не худшим.
У офицера давление вообще было «по нулям», и мы, засучив рукава, теперь крутились возле трёх наших тяжелораненых, то обезболивая, то беспрерывно делая инфузию - восстанавливая тот объем крови в организме, который позволял дотянуть до врачебной помощи в стационарном госпитале.
В вертолёте был ещё один военный врач, командированный в Чечню из нижегородского госпиталя внутренних войск (фамилию его, к сожалению, не помню), а также опытная медсестра Ирина Михайловна Бурмистрова.
В подпрыгивающем, трясущемся вертолёте колоть было тяжело, но по очереди, сменяя друг друга, мы успели помочь каждому.
Я еще, помню, удивился, что мы очень долго летим. Оказалось – в Шалхи, где, сдав раненых живыми с рук на руки тамошним врачам, мы и узнали от экипажа вертолёта, что везли генерала Романова».
ТОЧНОЕ время прибытия раненых во Владикавказ зафиксировано и осталось в истории: 6 октября 1995 г., 14 часов 50 минут.
Фактор времени играет в медицине огромную роль. «Золотым» считается первый час, в течение которого раненый должен попасть в госпиталь прямо с поля боя. Если это условие соблюдено, то многократно увеличиваются шансы на его спасение. Но вполне допустимыми считаются и первые два часа после ранения или травмы. О достоинствах любой армии следует судить не только по наличию сил и средств, достаточных для сокрушения противника. О них прежде всего должны свидетельствовать те её ресурсы, которые позволяют сокращать и всячески минимизировать время доставки раненых к оборудованным армейским госпиталям.
ТЕМ ВРЕМЕНЕМ известие о ранении генерал-лейтенанта Романова было получено и в Москве. Министр внутренних дел России генерал Анатолий Куликов, ещё недавно сам бывший командующим внутренними войсками, немедленно доложил о происшествии Президенту России.
Реакция Б.Н.?Ельцина была властной и по-человечески сочувственной: «Делайте всё, чтобы генерал был жив!»
Вскоре было принято решение направить во Владикавказ самолёт-госпиталь Вооружённых сил «Скальпель».
Но ещё раньше сигнал тревоги получил только что вернувшийся с операции заслуженный врач России полковник медицинской службы Михаил Руденко, главный анестезиолог военного госпиталя имени Бурденко.
Сообщив Руденко о раненом в Чечне «генерале МВД», которого необходимо доставить в Москву, начальник госпиталя генерал-майор Вячеслав Клюжев по опыту предположил, что минно-взрывные травмы, полученные военачальником, наверняка являются сочетанными, а значит, могут потребовать работы целой бригады врачей, включающей травматолога, челюстно-лицевого хирурга и офтальмолога.
В течение минуты фамилии вылетающих с Руденко военных врачей были в столбик выписаны на листе бумаги. Полковник ещё уточнил у Клюжева, сколько времени есть у него в запасе до отъезда на аэродром. И кивнул, понимая, что двадцати отпущенных ему минут окажется достаточно для сборов в дорогу…
Вскоре вся бригада военных врачей госпиталя имени Бурденко в составе Михаила Ивановича Руденко, Сергея Ниловича Алексеева, Григория Борисовича Цехановского, Владимира Борисовича Горбуленко и Игоря Борисовича Максимова, спешно погруженная в машину, уже направлялась в сторону подмосковного Чкаловского аэродрома.
За свою долгую и счастливую военную службу полковник Руденко привык отправляться в дорогу именно так – по боевой тревоге. Его чемоданы с необходимым оборудованием, медикаментами и материалами, которые могли бы пригодиться в любой осложнённой обстоятельствами ситуации, всегда были собраны загодя. Требовалось лишь несколько мгновений, чтобы на всякий случай окинуть взглядом их содержимое.
И сегодня, 6 октября 1995 года, в них всё было разложено по своим местам и аккуратностью сборки напоминало человеческий характер самого полковника Руденко.
Хирург, посвятивший свою жизнь анестезиологии, один из основателей современной анестезиологической службы в Вооружённых силах СССР и, соответственно, в Российской армии, Руденко и сегодня помнит тот день, когда вместе с полковником Юденичем они впервые набросали эскиз внутреннего устройства первого специализированного самолёта, которому ещё предстояло стать знаменитым «Скальпелем».
Этот «Скальпель» уже мало напоминал старый эскиз. Три его отсека – операционный, реанимационный и эвакуационный – уже представляли собой три автономных модуля контейнерного типа, которые при необходимости можно было выкатить из самолёта, превратив в небольшой, но хорошо оборудованный госпиталь. У него была своя силовая установка, обеспечивающая бесперебойную подачу электроэнергии, запас воды, медикаментов и материалов.
Точно так же – легко и быстро – модули можно было вернуть в исходное положение, обеспечивая транспортировку раненых и больных в длинных беспосадочных перелётах. В модулях поддерживалось постоянное давление. Функционировала система, компенсирующая возможную тряску в полёте.
Руденко бессчётно летал в Афганистан. На «Скальпеле» и без него, помогая организовывать медицинскую службу Ограниченного контингента. Тысячи операций провёл он как военный врач-анестезиолог.
Когда врачебная бригада прибыла во Владикавказ, выяснилось, что у Романова очень сильное внутрибрюшное кровотечение, вызванное разрывом печени. Наскоро переодевшись, Руденко ушёл в операционную…
В том человеке, который лежал перед ним на операционном столе, военный врач поначалу даже не узнал генерала, чьё лицо было хорошо известно многим по новостной хронике и вызывало простую человеческую симпатию. Сейчас распухшее до невообразимых размеров, с сотней нанесённых на него швов, оно казалось чужим и безжизненным.
НА СЛЕДУЮЩИЙ день «Скальпель» с ранеными на борту вернулся Москву. К сожалению, без рядового Дениса Ябрикова, умершего от несовместимых с жизнью ранений в реанимации владикавказского военного госпиталя.
Доставленный туда без документов, он поначалу условно числился «Беловым»; такая фамилия была написана на внутренней стороне его поясного ремня. То, что это Денис, установят позже – по находившемуся вместе с ним жетону с выбитым на нём личным номером рядового.
Надо отдать должное медицинскому персоналу владикавказского гарнизонного госпиталя, руководимому полковником Рудольфом Николаевичем Аном: для спасения Ябрикова они сделали всё, что было в их силах.
Генерал Романов, которого за прошедшие сутки удалось перевести с принудительной вентиляции лёгких на самостоятельное дыхание, всё так же оставался без сознания, и теперь только комплексное медицинское обследование всего организма могло дать ответ, как лечить генерала. Однако даже неполный перечень полученных им минно-взрывных травм, включавший перелом основания черепа, отёк ствола головного мозга, разрыв печени, тяжёлую контузию левого глаза, закрытую травму груди, перелом обеих челюстей и множественные осколочные ранения лица, голени, бедра, кистей рук, шок 2–3 степени и кому, – многим и так казался совершенно безрадостным.
С 7 ОКТЯБРЯ по 21 декабря 1995 года Анатолий Александрович Романов находился в реанимации госпиталя имени Бурденко.
Категоричный приказ президента страны и личная известность генерала Романова во всей России, безусловно, сыграли свою роль в том, что состояние его здоровья стало предметом забот самых лучших медицинских специалистов. Консилиумы проводились едва ли не ежечасно, а лёгшая на плечи военных врачей ответственность, по-разному сказывалась на каждом из них.
Но то, что к этой работе были привлечены специалисты с мировыми именами, сыграло свою важную роль. Это прибавило идей.
Нужно было добавить ещё немного исцеляющего времени, прежде чем вполне объяснимый интерес к фигуре Романова, пострадавшего во время политического покушения (а это следовало квалифицировать именно так), спадёт до уровня простых и искренних человеческих забот о его здоровье.
По мере лечения романовских ран становилось ясно, что наибольшую проблему представляет собой та, что повлечена тяжёлой черепно-мозговой травмой. Кровоизлияние в мозг, произошедшее во время подрыва фугаса, теперь равняло Романова с людьми, пережившими тяжёлый инсульт.
 |
ЛЕЧАЩИМ врачом Романова тридцатипятилетний невропатолог майор медицинской службы Игорь Александрович Климов стал накануне Нового, 1996 года – как раз в пору относительно установившегося спокойствия.
Ажиотаж спал. Теперь можно было нормально работать.
То, что выбор пал именно на него, объяснялось простой врачебной логикой: работавший в отделении нейрореанимации Климов ежедневно сталкивался с тяжёлыми инсультами и острыми ситуациями, где весы жизни и смерти, словно в бою, очень часто колебались то в одну, то в другую сторону. Но если человека удавалось спасти, он надолго попадал в категорию тяжёлых лежачих больных, требующих и специального ухода, и специального подхода. Все они были пациентами Климова, и он, никогда не деливший своих больных по сортам социального положения, оказался именно тем очень нужным Романову человеком, который вот уже тринадцать лет терпеливо «строит мост» взаимного контакта.
Он ищет этот контакт, пытаясь вернуть человеку его ЛИЧНОСТЬ.
Он ищет контакт, сравнивая сегодняшнего Романова с клубком хаотично перепутанных нитей, где его роль заключается именно в поиске того конца, потянув за который, он сможет вернуть уровень сознания генерала хотя бы до тех границ, где он сможет осознавать себя и других и выражать собственные мысли.
Романов жив.
Он не безучастен к происходящему, его реакция на происходящие события выражается либо недовольным нахмуриванием лица, либо пролитыми слезами. Те из друзей Романова, кто время от времени приходит его навестить, очень тяжело переживают это, полагая, что сам их визит или какой-то неловкий разговор могли спровоцировать обиду или плач генерала. А потому расстраиваются ещё больше, чувствуя себя невольными их провокаторами. Не раз обсуждалось в кругу товарищей Романова, что он якобы не любит приходящих к нему офицеров, одетых не по форме.
Лишь Климов видит в этом своеобразный язык Романова, которым он мог бы объясняться с миром.
Здесь страшно не то, что мы не понимаем Романова. Гораздо страшнее представить, что там, внутри себя, Романов, оставаясь мыслящим человеком, не может найти средств собственного выражения и бьется над тем, как объяснить нам простые и очевидные для него вещи.
Климов не раз пытался поставить себя на место Романова и первые годы немало часов пытался уловить ту возможность, благодаря которой удастся наладить хоть какое-то взаимодействие. Может ли он ответить на какие-либо вопросы или действия Климова, скажем, моргнув глазами или пошевелив пальцами ноги. Нужна была любая зацепка – реакция на родных людей, на медперсонал или вовсе посторонних людей. Хоть азбука Морзе.
В своих поисках Климов напоминает тех астрофизиков, которые с помощью радиотелескопов пытаются вступить в контакт с инопланетным разумом. Они упорно отсылают группы сигналов в надежде получить обратно не хаос космических звуков, а их созданные интеллектом системы: «Поиск контакта – здесь никто не знает заранее, что может сработать. Запахи? Вкусы? Тактильные ощущения? Визуальные стимулы? На чём строить стратегию дальнейшего лечения? Надо всего лишь поймать нить, чтобы вызвать реакцию, выявить зону интересов. И уже потом разжечь, раздуть её, как первобытный огонёк…
Бывали же феноменальные случаи. В соседней палате, например, громко включили песни Владимира Высоцкого, и это сработало… Но это – удача. Экран загорелся, но кто нам скажет, где наконец замкнулись нужные контакты?
И мы пробовали применять звуковые стимулы. Однажды нам привезли записи различных звуков. Автоматных очередей, взрывов… Но нам не показалось, что в реакции на них у Романова можно было обнаружить какую-либо систему. Сегодня один звук ему не нравится, и он недовольно морщится. Но назавтра тот же звук ему безразличен.
Сегодня, например, может появиться ощущение, что тембр моего, хорошо знакомого ему голоса заставляет его смотреть на меня, как-то реагировать. Даже то – в белом халате сегодня я возле него или без халата. Узнаёт ли он меня? Есть ли воспоминания? Это очень сложный вопрос. Потому что те нарушения памяти, которые бывают после таких травм, не позволяют чётко утверждать, что человек вообще помнит хоть какой-то определённый эпизод или кусок жизни…»
Чтобы понять, что произошло с Романовым, надо представить, что появившиеся в его мозге во время взрыва многочисленные повреждения неотвратимо погубили целые его участки, как это случается с кластерами жёсткого компьютерного диска. Учитывая, что человечество о деятельности мозга до сих пор имеет весьма ограниченные представления, сказать наверняка, какие способности Романова утрачены навсегда, а какие лишь на время – просто невозможно.
Именно поэтому не опустивший рук Климов продолжает свой ежедневный труд по поиску взаимодействия. Для этого используются различные фильмы и музыка, чтение. Врач даже не препятствовал проявленному к Романову интересу со стороны целителей и экстрасенсов, бравшихся поставить Романова на ноги с помощью своих методов. Просил их только об одном: «Бога ради, только не навредите!..»
Продолжающаяся работа с Романовым, безусловно, повлияла на судьбу Климова. Скромный, спокойный и очень доброжелательный человек, он не хотел, чтобы его работу с Романовым кто-то мог истолковать как привилегию. Он даже тему для своей кандидатской диссертации выбирал так, чтобы никто не мог обвинить его в конъюнктуре. Поэтому она у него к недугам Романова не имеет никакого отношения. Его медицинский авторитет, его сегодняшняя должность главного невролога Военного клинического госпиталя имени академика Н.Н.?Бурденко и звание полковника медицинской службы Климовым заслужены по праву. Личным талантом и делами, как это делал и сам Романов, видевший в военной офицерской службе средство для того, чтобы защитить мир и живущих в нём людей.
ТЕ, КТО безотлучно находятся рядом с Романовым все эти тринадцать долгих лет, неохотно рассказывают, что иногда генерал неожиданно просыпается среди ночи. Ужас мечется в его глазах, в то время как тело содрогается от наплывающей боли.
Кажется, что ударная волна, рождённая этим октябрьским взрывом, так и осталась блуждать в этом проклятом тоннеле, и не будет ей конца, пока не будет получен ясный ответ на вопрос – кому это было нужно? И потому, что безнаказанным остаётся само преступление. И потому, что взрыв этот удивительным образом уже вписал имя Романова в какие-то страницы вековечной русской летописи. В ее особенные чистые страницы, понятные любому россиянину уже в силу хранящейся в нас исторической памяти. В ней давняя неприязнь к восточному вероломству (стремился к миру, ехал на переговоры), и любовь к военной стати (княжеское достоинство слов, жестов, поступков), и вечная русская надежда на возвращение солдата, которого уже не числят среди живых. Так ждали сыновей и мужей, пропавших без вести на Великой Отечественной войне, не теряя надежды, что кому-нибудь из них доведётся очнуться в «специальном» госпитале и вспомнить собственное имя.
Есть ещё удивительный подвиг жены Романова – Ларисы Васильевны Романовой, остающейся все эти годы самым сильным мотором его исцеления, душой его спасения, надёжной хранительницей его интересов и прав, источником самой большой веры в то, что её Толя обязательно вернётся домой.
Каждый день в течение тринадцати лет её голос раздается в палате генерала; она приезжает после работы и в выходные. Не делает этого, лишь заболев. И только потому, что боится занести инфекцию, которая может доставить Романову куда большие мучений, чем любому из живущих в большом мире.
Мир её мужа ограничен стенами палаты. В ясные погожие дни Романова вывозят погулять в госпитальный сквер. Кутают пледом и везут в кресле-каталке по периметру госпитального двора.
Уход за Романовым по-человечески труден. Он изобилует множеством деталей и тонкостей, известных только Ларисе Васильевне. Год за годом методом проб и ошибок накапливался тот опыт, который сегодня позволяет поддерживать жизнедеятельность генерала на достойном уровне.
Питание Романова – это отдельная глава. Делать это самостоятельно он не может. Поэтому и сделана гастростома – отверстие, связывающее шлангом его желудок с внешним миром, откуда шприцем закачиваются обычные завтрак, обед и ужин.
В реанимации, где его питали специальными растворами с помощью носового катетера, он очень похудел – был одна кожа да кости. При росте в метр восемьдесят весил пятьдесят семь килограммов.
Основой питания служит обычная госпитальная пища – суфле, бульоны, каши. В них добавляется консервированное говяжье или свиное мясо Тихорецкого комбината детского питания. Оно – самое вкусное, калорийное, в нём нет добавок, вызывающих аллергию.
Покупается оно коробками и впрок. Когда Лариса Васильевна впервые пришла в специализированный отдел Детского мира, чтобы купить консервы для своего Толи, продавщица, помогая Романовой сделать точный выбор, спросила её о возрасте ребёнка.
Любой на её месте, может, и заплакал, а она, собрав в кулак всю оставшуюся волю, как-то открутилась от прямого ответа.
Ест Романов и рыбу – филе окуня шведского производства. Оно качественнее польского, и в нём нет костей. Ведь прежде чем ввести генералу еду, ее очень тщательно перемешивают в блендере, и лишь затем она становится пригодной для употребления.
За все эти годы у Романова ни разу не было пролежней. Дается это трудом: в постели его надо постоянно переворачивать. Часто его усаживают в кресло перед телевизором. Два раза в день с Романовым работает массажист.
Здесь тоже обнаружились подводные камни. Оказалось, что произведённый фабрикой «Свобода» крем для массажа рассчитан скорее на здорового человека, чем на больного. Поэтому перед массажем Романова растирают детским маслом «Джонсон и Джонсон». Убедились на опыте – оно самое лучшее.
Очень многое в палате пришлось переделывать, присросабливая ее к образу жизни генерала. Это сегодня в ней есть микроволновка, а ещё недавно часть палаты занимала обычная электрическая плита.
Ещё недавно купание Романова, которое он принимает с видимым наслаждением, проводилось в простой кровати, а сегодня, купленная с помощью «Рособоронэкспорта» специальная ванна, позволяет облегчить труд Ларисы Романовой и медсестёр и мыть генерала как можно чаще.
Ещё недавно по палате гуляли сквозняки, и простужавшийся Романов мучительно и подолгу болел. Сегодня там – современные кондиционеры, позволяющие очень точно регулировать температуру воздуха.
Набор видеофильмов и дисков с разнообразной музыкой призван создать ему комфортный фон в период бодрствования. В то же время – это ещё одна попытка при помощи звуков пробудить в Романове его дремлющее, ещё живущее в пограничье сознание.
Но как бы далёк ни был от нас Романов, он всегда заметно оживает, когда слышит Ларисин голос. Чувствуется, что его накрывает волна покоя, когда она рядом…
В те дни, когда приходит дочь Вика с внучкой Настей, чувствуется, что Настя его интересует. Романов внимательно наблюдает за ней и благодушно принимает её объятия и поцелуи.
Настя знает, что дедушка болен, но это не отменяет в ней энергичной романовской крови, и она наперекор всему тянется и тянется к родному человеку.
КАЖДУЮ секунду рядом с генералом Романовым оставались его войска.
Главным командным пунктом по спасению генерала Романова был и остаётся рабочий кабинет начальника военно-медицинского управления Главного командования внутренних войск МВД России, заслуженного врача России, кандидата медицинских наук генерал-майора медицинской службы Юрия Сабанина.
Для него Романов не просто бывший командующий, не просто генерал. Для него Анатолий Романов – очень близкий друг, с которым во время ввода российских войск в Чечню пришлось работать рука об руку. Это Романов, когда пошли первые раненые, помогал развёртыванию в Моздоке полноценного госпиталя, а уполномоченный им полковник Сабанин чуть ли не с пистолетом в руке подчистую выносил со складов Северо-Кавказского округа ВВ и грузил в вертолёты столь необходимое для раненых в Чечне медицинское оборудование, медикаменты и материалы. В конце концов это Романов срочно собирал по округам тех врачей, которыми были укреплены воюющие батальоны. Это Романов принимал решение о создании знаменитого МОСНа - медицинского отряда специального назначения внутренних войск, на счету которого сегодня числятся тысячи спасённых человеческих жизней.
Для Сабанина все те дни начиная с 6 октября словно полная горсть тревоги – пустая порода с маленьким самородком надежды: «Я встречал «Скальпель» в Чкаловском. Организовали транспорт. Я вошёл в самолёт и не сразу узнал Анатолия Александровича: голова огромная, отёчная… Начали потихоньку выгружать. Кроме Романова там было ещё шестеро раненых. Поехали в реанимацию. Когда сделали компьютерную томографию, увидели, что головной мозг командующего буквально нашпигован гематомами. Стало ясно, что ситуация сложнее, чем думалось раньше.
Вызвали лучших врачей, и впервые с облегчением вздохнули, когда прошли первые десять самых критичных дней. Если человек их переживёт, значит, надежд становится больше. Ещё через два-три дня состояние вроде бы стабилизировалось. Срочно нужен был аппарат для искусственной вентиляции лёгких. Из Англии получили – пассажирским самолётом. А 10 ноября, в День милиции, мы с Анатолием Сергеевичем Куликовым, министром внутренних дел России, зашли к Романову, которого только что привезли в палату из барокамеры. Увидев нас в полной парадной форме, он вдруг, к нашему удивлению, неожиданно сделал попытку встать с кровати. Трижды – раз за разом, но – безуспешно. Казалось: прорывается! Вот-вот заговорит!..
Видимо, сработал какой-то импульс.
Не скрою, у нас с Куликовым не то чтобы слёзы навернулись на глаза. Плакали мы с ним оба, только молча…
К Новому году процесс начал угасать – гематомы стали превращаться в рубцы…»
 |
В СИЛУ обстоятельств, определённых высотой положения, командующий внутренними войсками и Объединённой группировкой федеральных войск на территории Чеченской республики генерал-лейтенант Анатолий Александрович Романов попросту и знать не мог, что в ханкалинском госпитале служит старший прапорщик Ирина Михайловна Бурмистрова.
Наверняка, он помнил её лицо (городок ВВ в Ханкале небольшой) и в ответ на её воинское приветствие младшего по званию, наверное, как и подобает вежливому генералу, прикладывал свою ладонь к правому виску, на который всегда чуточку задиристо был скошен его пятнистый берет.
Сразу после взрыва, произошедшего в тоннеле, в госпиталь повезли раненых. Вертушки уже начинали запуск винтов, когда стало ясно, что кому-то из медперсонала надо помогать и во время полёта. Бурмистрова попала на тот борт, где везли Романова. Когда давление генерала упало до нулевого значения, стало понятно – надо колоть. В тряском вертолёте на огромной скорости она боялась промахнуться мимо вены. Боялась, но каждый раз, удивляясь собственному везению, всё-таки попадала иглой в нужное место.
Это был самый критичный момент. По мнению генерала Юрия Сабанина и полковника Игоря Климова, Романов мог умереть именно в вертолёте.
Так бы оно и случилось, но именно там, в вертолёте, трое медиков сумели отстоять своего командира.
Напомним, в «таблетку» в Шалхи всех раненых погрузили живыми.
В том же году Ирина Бурмистрова стала медсестрой в палате Романова.
Медсестёр всегда несколько. Суточный график дежурств позволяет им в выходные дни компенсировать те затраты энергии, которых требует их военно-медицинская служба, поддерживающая жизнеспособность генерала. Они кормят его. Делают уколы. Ухаживают за трахеостомой и гастростомой и делают за день ещё миллион важных и всегда неотложных дел.
Это просто работа.
За тринадцать лет сменились десятки медсестёр. Но только одна из них – Ирина Михайловна Бурмистрова – остаётся подле генерала все эти долгие годы, не рассказывая посторонним о том, чем занята на своей службе.
Она просто хорошо знает, о чём её обязательно спросят тогда.
Спросят: «КАК ТАМ РОМАНОВ?»
И если надо будет ответить на этот вопрос со всей откровенностью, ей придётся признаться, что в своих милосердных трудах она запросто зовёт известного генерала то «Люсиком», то «Мальчиком», обращая к нему почти материнскую заботу и сестринскую печаль за исковерканную взрывом судьбу. Как читает ему книги. Как жалеет, когда ему больно, и как напрягается каждая его жилка в ожидании снегопада. Ей придется признаться и в том, как всем им трудно.
Но генерал – жив!
И покуда он жив, этот бой нельзя считать безнадёжным.
Андрей ЭДОКОВ,
Фото Владимира НИКОЛАЙЧУКА
и из архива редакции
