XX в., за исключенном последней четверти, можно считать веком классических войн. Во введении мы уже писали, что классические? войны XX столетия предполагали хоть какое-то разделение на фронт и тыл, на воюющих и невоюющих, на период мобилизации и период восстановления, мирного строительства. В современном мире этой разницы не существует. На смену альтернативе «война или мир» пришло всеобщее состояние войны. не отличимой от мира, и состояние мира, не отличимого от воины (мир как война).
Различие существует лишь между государствами и коалициями государств, осуществляющими планомерную, постоянную, процессуальную тотальную агрессию, войну, и теми, кто окончательно сдался на милость победителя. Война просочилась во все общественные отношения современного общества, стала перманентной и всеобщей, обернулась социальным механизмом, жестоким правилом, пронизав социальные институты, международные и внутринациональные отношения. Война в эпоху демократии стала всеобщей, тотальной и всесферной.
Применительно к современности утверждение Клаузевица о «войне как о продолжении государст венной политики иными средствами» является неполным. Современная политика имееттенденцию становиться инструментом Большой войны, войны, разрушающей прежнюю геополитическую структуру мира и создающей новые социально-политические реалии. Большая война в силу неизбежности ее перехода к тотальным формам начинает командовать и управлять миром, подчинять политику. Современная война втягивает в себя весь социум, всю нацию, делая каждого в какой-то степени мобилизованным — ив военное, и мирное время.
Связано это с тем, что целью войны выступает не захват какой-то части «жизненного пространства» противника, безоговорочная капитуляция и свержение его власти, как это было, например, во Второй мировой войне или войнах XX в. Отныне цель войны — полная аннигиляция политической власти, а заодно и государственности, бытия нации, экономики и культуры страныпротивника. Стратегия современной войны — это полностью растворить государственность, политическую и экономическую структуру противника, обессмыслив тем самым действия его вооруженных сил (армии, флота, ядерного оружия).
Именно эти политические, экономические «ракеты» и «бомбы», «мыслительные танки» являются подлинным оружием войн нового поколения, включая тотальную информационную, идеологическую обработку населения. Фундаментальную теорию современной войны и войн будущего разработал бывший полковник российского Генштаба, профессор Евгений Эдуардович Месснер (1891 — 1974). Он обобщил опыт многочисленных локальных войн и конфликтов, проявления терроризма и политического экстремизма, опыт «войны нервов», квазивойн и выдал синтез всего проделанного в виде понятия мятежевойны.
«Мятсжевойна» вносит существенные изменения в традиционные военные понятий: «фронт», «линия фронта», «стратегия» и т.д. В минувшие войны линия фронта разделяла врагов, воюющие армии. В мятежевойне воюют не на линии, а на всей поверхности территорий обоих противников, потому что позади окружного фронта возникнут фронты политический, социальный, экономический, духовный и др.: борьба идет и в ментальном пространстве, где психика воюющих народов является четвертым измерением войны. Политика, стратегия мятежевойны есть искусство объединять людей и сталкивать их друг с другом. Важнейшими задачами в мятежевойне являются объединение своего парода и привлечение на свою сторону части народа враждующего государства. Мятсжевойна — это своеобразная война всех против всех, причем врагами могут оказаться собственные соплеменники. Стратегия мятежевойны имеет своей перманентной и тоталитарной задачей «взять в полон» вражеский парод нс физически, а психологически. Задача психологическою воевания заключается во внесении паники в душу врага и в сохранении духа своего войска и народа.
Полезна не только паника у врага, но и его недоверие к руководителям государства, сомнения в собственных силах, взглядах, чувствах. Главное — сбить народ противника с его идейных позиций, внести в его душу смущение и смятение, уверить в победности наших идей и, наконец, привлечь его к нашим идеям. Все это делает управление мятежевойной весьма трудным стратегическим искусст вом. По существу, Е.Э. Месснер отразил все измерения современной войны. Война носит теперь другой характер; для уничтожения противника используются не только «огневые» средства, но и непрямые действия, информационное противоборство, участие наряду с регулярными также нерегулярных вооруженных формирований, наемников.
Эта война уже сегодня просматривается за миротворческими, гуманитарными, контртеррористическимн и иными спецоперациями, экономическим и информационным подавлением противника, действиями криминалитета, террористов, громкими убийствами. В XXI в. ожидается значительное сокращение разновидностей контактных войн.
Однако надо полагать, что большинство экономически развитых стран будут продолжать вести информационные и экономические войны, одновременно осуществлять подготовку и использование вооруженных сил для ведения бесконтактных, дистанционных войн с применением высокоточного оружия. Не исключено, что агрессор, готовый вести бесконтактную войну с любым государством па нашей планете, может прикрываться решениями ООН, Сонета Безопасности, ОБСЕ, связанными с необходимостью борьбы с международным терроризмом, а то и вопреки их решениям, и силовыми методами решать свои национальные и геополитические проблемы. Локальные войны начального периода XXI в. нередко могут носить характер специальных операций, действий по свержению неугодных режимов.
Они вполне вероятно будут вестись наиболее развитыми странами как контактным, так и бесконтактным способом. Вероятно, для проведения военных действий будут создаваться также коалиционные группировки войск подвидом многонациональных сил. Их результатом могут стать и смена политического строя, системы экономики в побежденной стране, и навязывание нужных победителю решений во внутренней и международной политике и т.п. Принципиальная роль ядерного оружия была и остается в обеспечении сдерживания любого потенциального противника или посягательства на его жизненные интересы. Данная роль сохранится и пока ядерное оружие будет оставаться «высшим инструментом» вооруженных сил. Однако это нс означает, что его роль совсем нс изменится. Учитывая уникальную разрушительную мощь ядерного оружия, важно, чтобы эволюция его роли в обеспечении национальной безопасности пошла по понижающей. Современная политика, идеология применения военных ядерных систем это политика и идеология устрашения, политика сдерживания.
Следует особо отметить, что новая философия современной войны находит свое выражение в концепции бесконтактных войн, в ходе которых «расовополноценные» просто уничтожают (с воздуха, на расстоянии, из космоса) «неполноценную человеческую массу», в которой агрессор видит демонов терроризма, нарушения принципов демократии и прав человека, демонов непослушания мировому гегемону и т.п. Если бы еще лет 20-30 назад сторонники новой военной философии взялись озвучивать свои аргументы, мир был бы просто предельно изумлен и шокирован. Концепция равной, коллективной, симметричной безопасности недавно считалась чем-то само собой разумеющимся. И как можно бомбить страну только за то, что она претендует иметь такое же вооружение, которое уже заимели многие страны? Как можно подходить к странам с разными стандартами, запрещая одним то, что считается нормальным для других? Собственно, третья, горячая мировая война и начата США как война, направленная на разоружение несостоявшихся государств if режимов, на сокращение нсизбранных народов. Отсюда — превентивные военные меры, превентивное военно-промышленное разоружение всех недемократических режимов. Из этого же прямо вытекает доктрина превентивных ракетных ударов, превентивной войны.
Стратегически планируемому мировому конфликту непременно будет сопутствовать гуманитарная катастрофа, затрагивающая сами основы так или иначе сложившегося на планете человеческого взаимопонимания и взаимонризнания. Мобилизованные в военных целях политологи, культурологи и антропологи найдут в облике «русских» и «азиатов» скрытые источники опаснейших цивилизациопиых и генетических отклонений, которые надо устранить для «процветания рода человеческого». Ряд изменившихся представлений о войне даст концепция Мартина ван Кревельда — одного из наиболее авторитетных аналитиков современной войны. Свои взгляды на войну он изложил в изданной в 1991 г. книге «Трансформация войны»1. В данной книге ставится задача описать новую систему взглядов на теорию войны, отличную от системы Клаузевица, и в то же время попытка заглянуть в будущее войн. В соответствии с ней война рассматривается как культурно обусловленный вид человеческой деятельности, радикально отличный от производственной или экономической сферы. Будучи явлением культуры, война органически вписывается в структуры современного общества. Современная ситуация, согласно этой концепции, связана с фундаментальными сдвигами в социокультурных особенностях вооруженных конфликтов. Мартин ван Крсвельд в своей книге «Трансформация войны» пишет: «Бессмысленно спрашивать, зачем люди едят или зачем они спят. Война в определенном смысле является не средством, а целью».
Ван Кревельд предсказывал, что войны будущего будут, таким образом, не классическим «продолжением политики», а своеобразной формой существования человеческого общества. Классические представления о войне по Клаузевицу сосгоят в том, что «игроками» в войне выступают народ, армия, правительство. По мнению М. ван Кревельда, сущность войны начала изменяться по мере того, как «отмирал» институт государства («нации-государства»), а негосударственные структуры стали проявлять себя в качестве активных «игроков» на мировой арене.
В конце XX в. в «игру» вступили новые «актеры агрессии» частные военные компании, политические и иные организации, финансово-экономические и бизнес-корпорации, преступные организации и наркокартели. Вооруженные конфликты представляли собой уже нс классическое столкновение на поле боя двух армий, а кровопролитные вспышки насилия и агрессии.1 В эпоху холодной войны появился термин «квазивойны» (от лат. gufsi — якобы, как будто). «Квази» также означает «почти», «близко». Квазивойны — это организация и поддержание международных, дипломатических, экономических, культурных отношений таким образом, когда агрессивная сторона добивается своих стратегических целей, не вступая в кровавый вооруженный конфликт. В квази войнах воюют не люди, нс орудия, а информация, идеи, деньги (хотя последние приводятся в движение людьми). Но для того чтобы успешно вести «квазивойны» (информационные, экономические, культурные и др.), необходимо убедить граждан воюющих стран и мировое сообщество в том’, что у них есть враги, посягающие на самое святое — веру, ценности, идеалы, образ жизни.
В этом направлении мощно работал пропагандистский, идеологический аппарат США, прежде всего средства массовой информации (СМИ), делая из СССР «империю зла», «страшилище тоталитаризма». Современная война имеет неупорядоченный характер и скрытно упорядоченный, сетевой характер, и потому в ней сложно воевать регулярным силам, ориентированным на упорядоченный, классический тип войн. Огромная роль в современной войне отводится армии наемников. Поскольку новая армия наемников не носит официального, открытого характера, то эта стратегия ее действий во многом ориентирована на тайные, диверсионные операции, словно Цигун для похудения .
Специфика нынешней войны заключается в том, что она ведется не только традиционными вооруженными средствами, но и нетрадиционными и невооруженными, например политическими, экономическими, информационными, духовными, которые оказываются намного эффективнее и сокрушительнее. С позиций этого подхода, критерием войны являются не средства, а достигнутые цели, сопоставимые с целями, которые обычно преследуются в ходе традиционной войны. Это, как правило, уничтожение, разграбление, смена режима и оккупация. на современном этапе эти цели могут быть достиi путы без применения оружия. Современная война тотальна и направлена на полное разрушение системы традиционной государственности и традиционных религий, прежде всего Православия и Ислама. Стратегические цели войны — создать на обломках разрушенной в результате войны государственности глобальное государство, новый мировой порядок. «Верховным главнокомандующим» здесь выступает глобальная элита." Таким образом, изменения, происшедшие в современной войне, касаются ее целен, характера, субъектов ее ведения (это глобальное и транснациональное руководство и глобальная армия) и ее разнообразных стратегий.
Добреньков В.И., Агапов П.В. Война и безопасность России в XXI веке.
Начал читать под сенью Алекановских дубрав, закончил вчера. Впечатления двойственные. С одной стороны мысли автора, его анализ настоящего - интересны и довольно убедительны, а с другой - прогнозы и вообще любой синтез не вштыряет совершенно. В этом смысле - сплошная метафизика с сумеречным сознанием, переходные процессы не рассматриваются как класс, а неудобные факты просто выпадают из рассмотрения. Взять тоже ядерное оружие: вот сейчас оно есть - это факт, в эпоху войн малой интенсивности оно теряет своий смысл, встает вопрос - куда и как оно денется? Ну и так далее. Книга писалась на излете холодной войны, как раз перед окончательным поражением СССР, от того в ней много идеологического шлака, который и цитировать-то не хочется, но доверие к автору сразу падает, бо агитки в духе Новодворской
И вместе с тем книга интересна попыткой выстроить некую систему происходящего, да и просто любопытна забавными фактами из военной истории. В принципе, пацаны рекомендуют к прочтению не девчОнками
За последние 20-30 лет концепция войны претерпела кардинальные изменения. Если получат развитие нынешние тенденции, то разновидность войны, основанная на разделении правительства, армии и народа, по-видимому, окончательно исчезнет. В свою очередь, разрастание конфликтов низкой интенсивности, если оно не будет обуздано в течение ближайшего времени, приведет к уничтожению государства как института.
В 90-е годы после распада биполярной системы казалось, что мир обрел стабильность и спокойствие на долгие годы. Однако очень быстро эти иллюзии развеяла суровая реальность. Война в Югославии, десятки военных конфликтов низкой интенсивности в Азии и Африке подтверждают мысль немецкого военного теоретика Мартина ван Кревельда, что «мир находится скорее на пороге эпохи войн между этническими и религиозными группами, нежели мирного экономического соперничества международных экономических блоков». Гоббсовская «война всех против всех» давно стала реальностью в Ираке, Колумбии, Афганистане и десятках других стран.
Последним ярким примером трансформации войны является военные действия в Ливане. С точки зрения классической военной теории, то, что происходит в Ливане, не является войной. Еще в начале XIX века известный немецкий военный теоретик Карл фон Клаузевиц сформулировал классическое тринитарное определение войны, основанной на идее государства и разделении правительства, армии и народа. В этой формулировке армией является отдельное юридическое лицо, единственное из всех государственных органов имеющее право вести войну. Современное международное право развило эту мысль до постулата, согласно которому люди, не относящиеся к вооруженным силам и не подчиняющиеся признанным представителям власти, не должны брать оружие в руки, сражаться или оказывать какого-либо рода сопротивление. В свою очередь, оккупационные войска обязуются не нарушать личных прав этих людей. Однако этот принцип рухнул еще во время Второй мировой войны, когда жесткий характер немецких и японских оккупационных администраций заставил гражданское население взять в руки оружие. Если же мы посмотрим на то, что происходит в Ливане, то увидим, что классическая теория бессильна растолковать суть этой войны. Действительно, государство Израиль ведет боевые действия на территории государства Ливана (которому не объявляло войну) с сетевой военной структурой «Хезболла». В свою очередь, «Хезболла», не будучи субъектом международного права, по сути, существенным образом оказывает влияние на мировую политику, а в самом Ливане взяла на себя часть функций, которое должно выполнять государство. Не секрет, что, опираясь на финансовую помощь мусульманских стран, «Хезболла» через свою сеть вела финансирование многих гуманитарных проектов (так же, как и «Хамас» в секторе Газа), тем самым заменяя собой госструктуры государства Ливан.
В этих условиях израильская армия обречена на проигрыш, поскольку ее мощь несоразмерна тем задачам, которые стоят перед ней. Если бы израильской армии противостояла армия Ливана, то она очень быстро уничтожила бы ее. Израильтяне в Ливане, как и американцы в Ираке и Афганистане, воюют с противником, у которого нет ничего, что может уничтожать классическая армия. У «Хезболлы» или «Аль Каиды» нет коммуникаций, нет крупных баз и центрального командования. Преимуществом этих сетевых организаций является также то, что в них фактически отсутствует деление на военных и гражданских. Более того, жесткие меры по уничтожению сторонников сетевых структур в реальности приводят к их увеличению, поскольку в ходе полицейских акций постоянно расширяется количество невинно пострадавших. В Ливане уже погибло около 1000 человек, 90% из которых не имели никакого отношения к боевикам «Хезболлы». А это существенным образом влияет на моральное состояние оккупационной армии, которая, нарушая обычаи «традиционной войны», начинает разлагаться. Это мы видели и во Вьетнаме, на примере США, в Афганистане, на примере советской армии, и сейчас в Ираке, оккупированном американцами. Так будет и в Ливане, если израильская армия войдет туда надолго.
Таким образом, современные армии благодаря своей силе превратились в структуры, подобные громадным динозаврам, которые, как известно, вымерли, не успев приспособится к новым условиям. Огромные расходы, которые уходят на содержание этих монстров, отнюдь не свидетельствуют об их эффективности. Бомбардировщик B-2 стоит около двух миллиардов долларов, не считая его обслуживания, но использовать его против «Хезболлы» - все равно, что из гаубицы стрелять по муравьям. В этих условиях самое перспективное оружие будущего - автомат Калашникова, мина-фугас или «растяжка» и зенитный переносной ракетный комплекс.
Таким образом, характер войн приобрел характеристики резко отличные от тех, к которым нас приучили.
Во-первых, снижается порог политической значимости конфликтов с уровня государства до уровня организаций, групп и даже частных лиц. Поскольку конфликты низкой интенсивности не институционализированы, то в их ходе больший акцент будет делаться на предметы, имеющие символическое значение («Святая земля Палестина», «Косово - центр сербского православия» и т.д.). Именно поэтому все истинное, прекрасное и священное будет первой жертвой (как, например, косовские албанцы целенаправленно уничтожают сербские монастыри).
Отсюда, и это, во-вторых, «неклассические» войны ведутся, и будут вестись не армиями, а группами, которых мы называем террористами, но которые, несомненно, придумают для себя более приемлемые официальные титулы. Эти организации будут основаны скорее на харизматических, чем институциональных принципах. Эти группы действуют, опираясь на поддержку той или иной прослойки населения, от которой их очень трудно отделить.
В-третьих, стирается граница между частной и государственной (общественной) собственностью, поскольку участники боевых действия приобретают гоббсовский характер «войны всех против всего», при котором и общество, и государство воспринимаются одним «вражеским целым». Это ярко видно на примере отношения арабских стран к Израилю или гражданской войны в Югославии.
В-четвертых, «неклассические» войны будут вестись с помощью дешевого оружия. Поэтому на рынок оружия возвратятся такие недорогие, но эффективные средства, как отравляющие газы.
Существенным образом будет изменен кодекс ведения боевых действий, поскольку любая война должна иметь систему четких и общепонятных представлений о том, чем она является. Нет сомнений, что т.н. террористы имеют весомые аргументы, чтобы отличаться от простых убийц; в конце концов, в случае попадания в плен от этого зависит их судьба. Поэтому со временем возникнет новый кодекс войны, основанный на различиях между «виновными» и «невиновными».
Таким образом, мир постепенно погружается в новое средневековье, в котором будет выстроена иная система иерархий и связностей. Роль государства, неспособного справляться с обеспечением элементарной безопасности своих граждан в условиях конфликтов низкой интенсивности будет снижаться, и его будет вытеснять бурно развивающийся охранный бизнес. Это мы видим на примере Ирака, где помимо оккупационной администрации безопасность обеспечивают десятки тысяч(!) бойцов частных охранных агентств. И нельзя исключать того, что однажды наступит день, когда организации, занимающиеся этим бизнесом, придут на смену государству, подобно средневековым кондотьерам.
Современное государство либо справится с конфликтами низкой интенсивности, либо исчезнет; хотя все больше кажется, что оно обречено. В то же время, в той степени, в какой на самом деле война является продолжением политики, радикальная трансформация войны приведет к существенным переменам в политике. Война вновь перестает быть инструментом власти - она сама становится властью, имеющей свой сакральный смысл, поиск которого продолжается и поныне.
Дата: 24.03.2014 в 00:51
Известный израильский специалист по стратегическим вопросам с книгой о том тупике в который зашла война как способ деятельности и политики в современном мире. Классическое представление Клаузевица о войне как борьбе двух государств ведущемся армиями этих государств до слома воли одного из противников, по мнению Ван Кревельда теперь не работает. А если бы работало — привело бы к совершенно разрушительным последствиям.
Ядерное оружие и принцип взаимного уничтожения создали жестокий стратегический пат. Причем этот пат распространяется не только на великие ядерные державы. Любой конфликт может потянуть цепочку в которую будут втянуты эти державы, а значит устанавливается все то же равновесие. Ван Кревельд указывает, что за период после 2МВ изменить границы с помощью войны оказывалось практически невозможным (хотя от гражданина Израиля — государства непрерывно осуществлявшего аннексии, это утверждение звучит цинично, наверное автор хотел сказать «ни для кого, кроме Израиля невозможным»). Если солдаты что-то завоевали, то всё потом утрачивалось за столом переговоров. Современная война требует такого количества столь дорогостоящей техники, что большинство стран просто не может себе это хозяйство позволить. В результате воюют не армии, а партизаны, террористы идет психологическая война.
Конечно, в этом есть некоторое лукавства. По факту такая конструкция могла казаться тупиковой пока был СССР. Сейчас она выгодна . Только у них есть одновременно ядерная дубинка как крайний аргумент, сверхсовременная дорогая армия и инструменты ведения неклассической войны. Завоеваний територии конечно не делают (а зачем им еще территория?). Но границы в мире меняют по своему произволу. То есть на самом деле пата нет. Есть ограниченный крайним случаем ядерного предела глобальный диктат супердержавы. Так что классическая война, как я вижу сегодня, «умерла» не столько потому что зашла в тупик, сколько потому что исчезли её субъекты — суверенные великие державы.
С Америкой просто некому вести «классическую войну». Её можно либо урезонивать ядерным кулаком, либо против нее партизанить. США же вполне могут когда надо вести классическую войну — Ирак они захватили при помощи классической военной операции.
Как мы понимаем, если ослабеют США или усилится какая-то другая держава, то никаких гарантий, что классическая война не начнется снова. Возможен, к примеру, вариант «вооруженного нейтралитета». Допустим, воюют США и Китай. А прочие ядерные державы заявляют, что совместно нанесут ядерный удар по стороне которая первой попытается применить ЯО и вынуждают стороны вести классическую войну.
Другими словами, ситуация не столь патовая как ее описывает Ван Кревельд и как думал я когда вдохновленный как раз его книгой писал «Атомное православие» .
Мало того, крымская операция показала вообще новые рубежи ведения войны. Сильная военная держава ведет военные действия под маской партизан — вежливых людей неизвестной принадлежности. Эти люди великолепно вооружены, экипированы и обладают признаками одной из лучших армий мира. По факту — это наиболее технологически модернизированный способ вести войну. Все понимают — чьи это люди, но прямых доказательств нет. Раньше повстанцы притворялись армиями, теперь армии притворяются повстанцами.
В результате мы имеем случай скрытого вторжения, обеспечивающего «изнутри» изменение территориального статуса, то есть именно то, что Ван Кревельд считал невозможным. России в ходе бескровной «крымской войны» удалось сломать дурную бесконечность американской гегемонии последней четверти века именно тем, что при помощи оригинальной спецоперации было произведено непосредственное территориальное присоединение, а не создание очередного геополитического ублюдка.
Раньше повстанцы притворялись армиями, теперь армии притворяются повстанцами.
Ван Кревельду принадлежит еще книга «Расцвет и упадок государств» о том что государство-state современного типа — явление редкое в истории. Поздно возникло и скоро разрушится. Но, несмотря на популярность этой доктрины у современных авторов, она мне кажется изрядно натянутой и не дружащей с фактами — с помощью той же методологии можно доказать, что государств-state вообще никогда не было. На английском языке у того же автора вышла книга с иллюстрациями «The art of war», так же имеющаяся в запасниках автора сайта.
В книге предпринят пересмотр парадигмы военно-теоретической мысли, господствующей со времен Клаузевица. Мартин ван Кревельд предлагает новое видение войны как культурно обусловленного вида человеческой деятельности. Современная ситуация связана с фундаментальными сдвигами в социокультурных характеристиках вооруженных конфликтов. Этими изменениями в первую очередь объясняется неспособность традиционных армий вести успешную борьбу с иррегулярными формированиями в локальных конфликтах. Отсутствие адаптации к этим изменениям может дорого стоить современным государствам и угрожать им полной дезинтеграцией.
Книга, вышедшая в 1991 году, оказала большое влияние на современную мировую военную мысль и до сих пор остается предметом активных дискуссий. Русское издание рассчитано на профессиональных военных, экспертов в области национальной безопасности, политиков, дипломатов и государственных деятелей, политологов и социологов, а также на всех интересующихся проблемами войны, мира, безопасности и международной политики.
Мартин ван Кревельд
Трансформация войны
Предисловие издателя
В нашей стране на протяжении последних полутора десятилетий в центре общественного внимания постоянно находятся реформа вооруженных сил, судьбы оборонной промышленности в новых хозяйственных условиях и другие аналогичные темы. К сожалению, нередко дискуссии по ним оказываются в значительной степени контрпродуктивными. Реформа армии сводится либо к изменению принципа комплектования, либо к увеличению бюджетного финансирования. Обсуждение будущего оборонной промышленности зачастую ограничивается вопросами конверсии, экспорта и величины государственных расходов на оборону.
Однако не нужно быть великим стратегом, чтобы понимать, что на вопросы комплектования, вооружения, материально-технического снабжения, конверсии и т. д. невозможно дать разумных ответов, если прежде не прояснить для себя некоторые другие, более фундаментальные проблемы. Какого рода будут конфликты, в которых примут участие российские военнослужащие в последующие годы и десятилетия? Какие цели будут (или не будут) ставить перед собой участники этих войн? Каков будет набор средств, применяемых (или не применяемых) противоборствующими сторонами? Какие ограничения будут действовать в отношении организованного насилия? И многое, многое другое.
Книга, которую вы держите в руках, посвящена исследованию именно этих предметов. Мы решили издать ее именно для того, чтобы активизировать общественную дискуссию в данной сфере.
Кроме того, нами двигал еще один мотив. Наверное, не будет большим преувеличением сказать, что идущие в международном профессиональном сообществе дискуссии о природе войн будущего находятся в силовом поле, создаваемом двумя концепциями, во многом полярно противоположными друг другу. Первая олицетворяется работами Элвина Тоффлера. С основной книгой, в которой изложена эта концепция, русскоязычный читатель уже имел возможность ознакомиться . Исходной точкой в ней является тезис о том, что война представляет собой в некотором смысле разновидность производственной деятельности и в своем развитии повторяет стадии, свойственные развитию экономики, причем в значительной степени под действием тех же самых факторов. В данной концепции акцент делается на развитии технологии и на изменениях в военном искусстве, вызванных этим развитием.
На противоположном полюсе находится концепция Мартина ван Кревельда, наиболее полным изложением которой является изданная в 1991 году книга "Трансформация войны". В соответствии с ней война рассматривается как культурно обусловленный вид человеческой деятельности, радикально отличный от производственной или экономической сферы. Будучи явлением культуры, война, в отличие от неорганизованного насилия, характеризуется определенными правилами (по крайней мере, в норме), ограничивающими применение силы. Современная ситуация, согласно этой концепции, связана с фундаментальными сдвигами в социокультурных особенностях вооруженных конфликтов.
Книга ван Кревельда, вышедшая в 1991 году, оказала большое влияние на современную мировую военную мысль и до сих пор остается предметом активных дискуссий. Издавая ее, мы тем самым стремимся заполнить своего рода пробел в военно-теоретической литературе на русском языке. Мы полагаем, что это поможет избавиться от некоторого "технократического" перекоса в дискуссиях о будущем военного дела в нашей стране и продемонстрирует богатые возможности более "гуманитарных" подходов.
Переходя к особенностям представляемого вашему вниманию издания, считаю необходимым сделать два замечания.
Первое замечание касается английских терминов state и government. Хотя принято переводить их соответственно как "государство" и "правительство", общеизвестно, что такой перевод не вполне отражает содержание этих понятий. Под "правительством" носители русского языка обычно понимают исполнительную ветвь власти, по крайней мере, если речь идет о государстве современного типа. В английских текстах термин government гораздо шире, и им обозначается аппарат власти и управления в целом, т. е. включая другие ветви; поэтому зачастую government следует переводить как "государство" (например, в таких словосочетаниях, как "governmental regulation" - "государственное регулирование" и т. д.), а также "власть, властный аппарат, правление" и т. п. наоборот, английское state обозначает сущность, гораздо более абстрактную, чем та, что обозначается русским словом "государство".
Ситуация еще более усложнилась при переводе данной книги, т. к. автор использует слово state в гораздо более узком смысле, а именно для обозначения конкретной исторической разновидности политической организации общества, возникшей в Европе лишь в Новое время (само слово state, а также его французский эквивалент etat, до XVI века означало либо "сословие", либо "состояние"). Государство - state представляет собой абстрактную корпорацию, обладающую юридическим лицом (отличным от личности правителя), которая включает в себя правителей и управляемых, но не совпадает с ними ни в совокупности, ни с каждым из них по отдельности.
В силу вышеуказанных причин и во избежание недоразумений на протяжении всего текста перевода русское слово "государство" означает только абстрактное государство-корпорацию Нового времени.
Другое замечание касается употребления слова "стратегия". С одной стороны, в традиционном понимании, принятом в военной литературе, стратегия, это - "искусство комбинировать подготовку к войне и группировку операций для достижения цели, выдвигаемой войной для вооруженных сил. Стратегия решает вопросы, связанные с использованием как вооруженных сил, так и всех ресурсов страны для достижения конечной военной цели" . В этом смысле стратегия противопоставляется тактике и оперативному искусству.
С другой стороны, в последние десятилетия этот термин получил и иное значение. Под стратегией стали понимать общую "логику" конфликта между сознательными и целенаправленно действующими субъектами, а также возможный способ действия субъекта в таком конфликте . Понимаемая таким образом стратегия присутствует не только в рамках стратегии в традиционном понимании, но и на уровне тактики и оперативного искусства.
В заключение позвольте мне выразить надежду, что книга окажется интересной и полезной не только профессиональным военным, дипломатам и экспертам в области национальной безопасности, но и широкому кругу политиков и государственных деятелей, политологов и социологов, а также всем, кто интересуется проблемами войны, мира, безопасности и международной политики.
В. Завадников
Председатель Редакционного совета Декабрь 2005 г.
Мартин ван Кревельд. Трансформация войны. М.: Альпина Бизнес букс, 2005. - 344с.
Я прочитал «Трансформацию войны» года два назад, и книга мне ничем не запомнилась. Но в последние месяцы я все чаще стал замечать ссылки на нее, поэтому решил освежить работу Кревельда в памяти и заодно написать это review.
На Западе книга издана в 1990-1991гг, в переломный момент «эволюции войны», когда операция «Буря в Пустыне» совпала с началом войны в Югославии и демонтажем Советского Союза. Поэтому книгу Кревельда я читал скорее как некий прогноз; за 20 лет накоплено достаточно сведений, чтобы определить, сбылся прогноз или нет.
«Решающим фактором эволюции войны остается наличие ядерного оружия и средств его доставки». 11 Возможно, благодаря ядерному оружию Холодная война так и не переросла в горячую. С другой стороны, все страны, обладающие ядерным оружием, участвовали в многочисленных вооруженных конфликтах разной интенсивности. Больше того, страны, обладающие ядерным оружием, вступали в локальные стычки друг с другом: СССР с США во время Карибского Кризиса (1962) и СССР с Китаем на о. Даманском (1969). Наличие ядерного оружия, конечно, важный фактор, но никак не решающий.
«Мы находимся скорее на пороге эпохи войн между этническими и религиозными группами, нежели мирного экономического соперничества международных экономических блоков». 15 Прогноз не сбылся: этнические и религиозные войны в Югославии, Руанде, на окраинах СССР не ознаменовали никакой новой «эпохи», они являются продолжением древней традиции взаимного истребления по национальному и религиозному признаку. Зато экономическое соперничество международных экономических блоков с каждым годом нарастает.
«Невзирая на свою беспощадность и военное превосходство, противоповстанческие силы терпели поражение во всех случаях». 49. Для подтверждения этого правила Кревельд приводит известные противоповстанческие операции: Британии в Индии, Кении и на Кипре, Франции в Индокитае и Алжире, Голландии в Индонезии и ЮАР в Намибии. Но автор преувеличивает: противоповстанческие силы терпели поражение НЕ во всех случаях: Китай успешно подавлял все восстания в Тибете и Синьцзяне, в Мексике справились с восстанием сапатистов, в Шри-Ланке победили «тигров» и т.д.
«Мое основное предположение состоит в том, что уже сегодня самые мощные вооруженные силы по большей части не годятся для современной войны. Их релевантность обратно пропорциональна техническому совершенству». 63. Стоп. Но ведь операция «Буря в Пустыне» оказалась успешной, бомбежка Югославии в 1999 году привела к достижению намеченных целей, Израилю в течение десятилетий удается сдерживать своих соседей и т.д. Очевидно, дело не в техническом совершенстве и даже не в «мощи» вооруженных сил, а, как всегда, в эффективности стратегии.
«Практически нет сомнений, что современные армии благодаря самой своей силе подобны громадным динозаврам, и если мои доводы верны, армии эти точно так же обречены на вымирание». 165 Это неточно. Массовые многомиллионные армии эпохи мировых войн действительно вымирают, они не нужны. Но от сильной современной армии, немногочисленной, маневренной и оснащенной высокоточным оружием глупо отказываться, и государства, обладающие такими армиями, не отказываются.
«Современный стратегический взгляд на войну как на продолжение политики ни единственно возможный, ни единственно правильный». 204 В качестве примера «неполитических» войн Кревельд приводит религиозную войну (войну как орудие религии) и войну за выживание (Израиль в 1967г.). Откровенно, я не вижу смысла или практической ценности в классификации войн на «политические» и «неполитические». Представляется, что сама попытка такой классификации - следствие плохого понимания того, что такое «политика» или желания во что бы то ни стало ниспровергнуть Клаузевица. Скажем, папа Урбан II или Готфрид Бульонский (предводители первого Крестового похода) преследовали исключительно религиозные цели или политические в том числе? Или политические в первую очередь? И разве выживание не может быть политической целью?
«В той степени, в какой война в первую очередь заключается в сражении (другими словами - в том, чтобы добровольно подвергать себя опасности), она продолжение не политики, а спорта» . 286 На доказательство этого тезиса Кревельд израсходовал 50 страниц. Накануне и во время ВМВ в армии воевавших государств было мобилизовано 110 млн. чел. Не думаю, что эти люди шли воевать ради спорта. Я допускаю, что во все времена находятся отчаянные искатели приключений, которые к любому мордобою и даже к войне относятся как к спорту, но основная мотивация, очевидно, не в этом.
«В Северной Америке и Западной Европе военные организации будущего, возможно, будут напоминать ассасинов: члены этой группировки, побуждаемые религиозными мотивами и, предположительно, поддерживавшие себя наркотиками, два столетия терроризировали средневековый Ближний Восток». 295 Непонятно, почему автор говорит о «военных организациях будущего»? Ассасины второй половины ХХ века - это группировка Черный Сентябрь, т.н. японская Красная Армия, RAF, ЭТА, ИРА и т.п. Но отчасти это верный прогноз. Деятельность Аль-Каиды в США, Европе и на Ближнем Востоке многократно превзошла деятельность всех этих организаций вместе взятых.
«Вероятно также, что в будущих конфликтах низкой интенсивности все больше будет применяться оружие, запрещенное сегодня, такое, как газ». 305 Прогноз сбылся. В 1994 году японская религиозная секта распылила зарин в метро Токио, в результате погибло ок. 20 человек. Вероятность подобных террористических атак в будущем будет возрастать.
«Как только легальная монополия на вооруженную силу, монополия, на которую так долго претендовало государство, будет вырвана из его рук, существующие различия между войной и преступностью сотрутся, подобно тому, как это сегодня происходит в Ливане, Шри-Ланке, Сальвадоре, Перу или Колумбии». 305 Если в чулане вы храните незарегистрированное ружье, вы разрушаете монополию государства на вооруженную силу. Но войны, в т.ч. гражданские, начинаются вовсе не из-за этого. На том, что государства обладают монополией на вооруженную силу и эту монополию у них отбирают, Кревельд строит свою теорию т.н. нетринитарной войны (по мнению нелюбимого Кревельдом Клаузевица, война слагалась из триады компонентов: населения, армии и государства, но сейчас, по мнению Кревельда, все иначе). В действительности, если рассмотреть в качестве примера любой т.н. конфликт низкой интенсивности, то окажется, что один из компонентов триады в нем обязательно присутствует.
Подводя итоги (это уже не относится к книге Кревельда), можно сказать, что эпоха «современных войн» началась в 1950г. в Корее. Современная война - это длительная локальная война малой интенсивности с чередующимися периодами затухания и эскалации боевых действий. Есть объяснение, почему эпоха таких войн началась в 1950г. - во-первых, в мире появилось ядерное оружие, во-вторых, ВМВ привила человечеству стойкое неприятие масштабного и организованного применения насилия. Исходя из сказанного, можно предположить, что эпоха «современных войн» закончится, когда значение ядерного оружия будет нивелировано, и массовое применение насилия не будет ассоциироваться с дикостью. Это прогноз.
